Дух подростка
Шрифт:
Как-то переизбранный президент моей родной страны дал тур по городам, я был с отцом и его лучшим другом Александром. Была зима и все столпились в ряд у дороги, мы еле протолкнулись что бы видеть дорогу, по которой должен был проехать президент. Всю дорогу Александр сильно критиковал власть и этого президента, он буквально не мог остановится и стоя там продолжал это делать, впрочем, большинство людей находившиеся там делали тоже самое. Обстановка была напряженной и полицейские стоявшие по сторонам вдоль дороги нервно переглядывались, готовясь к худшему. Когда дорогу перекрыли и вдали показались черные машины все умолкли, наступила тишина, мне показалось что люди будто перестали дышать. Черные злого вида машины с синими мигалками ехали на большой скорости и сигналили очень громким звуком, который не похож на типичный сигнал у машин, мне заложило уши. Серьезные лица людей в этих машинах, разглядывающие толпу, смущали и наконец показалась длинная черная
– Ну что Александр, понравился президент? – спросил с сарказмом мой отец.
– Это был лишь знак приличия, не более, – ответил с недовольством Александр и мой отец рассмеялся.
Александр был примерный семьянин, протестант, шесть детей. Он был лучшим другом моего отца, они даже братались по крови, так же он был коллегой моего отца, они всегда работали вместе. У него был большой дом, меня часто отправляли в него, когда родители были заняты. Это очень весело, когда в доме так много детей, жена Александра Лилия была доброй и терпеливой женщиной, когда кто-то проказничал она всегда переводила всё в шутку. Мне нравилось в этом уютом доме, там всюду была легкость и детский смех. В такие моменты я жалел, что я не из многодетной семьи. Когда растешь в большой семье это внушает уверенность, чтобы не случилось у тебя есть многочисленные родные люди, которые не дадут пропасть, это обнадеживает. В такой компании никогда не бывало скучно, разве что ночами, когда заставляют идти спать.
Их дом находился рядом с протестантской церковью, они следили за порядком в ней. Небольшое кирпичное здание имело большое крыльцо, заходя ты сразу замечал широкий проход, между которым в ряд стояли лавочки и небольшую сцену с трибуной с возвышавшимся над ней крестом. Когда начиналось собрание членов церкви детей выгоняли во двор и следили из окон чем они заняты, мы слышали молитвы и яркие песни, от которых становилось приятно. В редкие моменты пока взрослые там готовились к очередному собранию, создавая декорации, например на рождество, мы имели возможность там играть. Я часто вставал за трибуну и представлял, что даю какую-нибудь радостную речь на весь мир и от радостного гула людей мне закладывает уши. Стоя на сцене, я улетал мыслями куда-то вдаль и реальности не существовало, я был на вершине мира, звездой в далеком космосе которой люди могут только восхищаться зная, что никогда не прикоснуться к ней и не увидят вблизи. Я грезил славой.
В шесть лет мне поставили диагноз: гиперактивность. Я думал, что все дети такие, активные, яркие, неусидчивые. Я не мог просидеть на одном месте и минуты, я сводил родителей с ума. Маме ничего не оставалось, кроме того, как сводить меня к врачу. Мне выписали лекарства, которые совсем не помогли, а усугубили положение, мне казалось, что я взорвусь. Мне выписали ещё лекарств, и таким образом с утра я пил пару таблеток, в середине дня еще одну и пару перед сном, они отличались цветом и формой. Родители думали, что это мне помогает, но я знал, что они лишь успокаивают меня на время, я становлюсь спокойным и сонливым внешне, а внутри все по-прежнему пылало. С лекарствами я познакомился довольно рано, мне нравились эти разноцветные штучки, которых было так много, я их расценивал как конфеты без вкуса, думаю они оставили в моем организме что-то непередаваемое словами, что-то на химическом уровне, какой-то значимый след. Я это чувствую внутри, прямо в душе, такое настораживающее чувство бремени, смешанной с эйфорией и в тоже время какой-то гармонией всегда со мной.
Не забывается детский сад, яркое, шумное место, где почти всегда весело, где все вокруг тебе улыбаются, воспитатели, повара, родители детей. Где еда самая вкусная, где дневной сон это как наказание, ты просто впитываешь окружающую среду, которая излучает тепло. Когда дети становились немного взрослее родители были рады поскорее отдать свое дите в сад, кто-то, потому что у них было много работы, другие для скорейшей социализации, чем раньше ребенок начнет существовать в социуме, тем быстрее начнет развиваться и готовиться к жизни в обществе или банально для того, чтобы отдохнуть от родительских обязательств.
В саду было всегда весело, пока не наступал дневной сон и всех гнали спать и не важно хочешь ты спать или нет. Часто лежа в кровати, я наблюдал за солнцем, в прохладные периоды солнце какое-то
За полгода до выпуска из детского сада я сдружился с Аристархом, застенчивым с вижу блондином, но очень избалованным положением своего отца. Его отец был большой начальник в управлении нашего города и при этом очень нервным. Когда его сын обижал девочек, а те жаловались родителям, которые хотели проучить Аристарха его отец приходил и делал виновными всех кроме сына. Наблюдая за его криками, с красным и сморщенным лицом я не мог понять, что с ним, почему он говорит в такой манере и почему его лицо такое сморщенное. А когда кто-то обижал Аристарха его отец имея широкие габариты буквально уничтожал обидчика стоя перед ним и крича на него своим звонким басом. Жалкое зрелище, обидчик хотел провалится под землю, бедный ребенок, но перечить ему никто не мог или не хотел, он же наделен привилегиями. Это был первый раз, когда я почувствовал несправедливость и безнаказанность людей, которые влиятельны.
Помню мой отец говорил, что отец Аристарха плохой человек и что лучше не стоит иметь дела с его сыном, потому что, если мы что-то натворим виноватым сделают только меня. А я же напротив очень хотел дружить с Аристархом, наверное, потому что я хотел его контролировать, многие безумные идеи этого избалованного ребенка я пресекал, подавляя его замыслы какой-то игрой или чем-то полезным, он всегда прислушивался ко мне.
Я убежден что в целом детей учат злиться, обманывать, кричать, негативным чувствам, эмоциям и манерам поведения взрослые. Наследственность, конечно, играют роль, но не столь важную, окружение и воспитание вот что создает индивидуальность. Рождаемся мы чистыми, искренними и жаждем любви, гармонии и красоты, но мир взрослых ломает в нас почти все хорошее, он вынуждает играть по их правилам. Нельзя любить всех, а все не будут любить тебя, вот что грустно.
В те моменты, когда Аристарх чудил я всегда был с ним рядом и невольно становился участником и сразу же виновным вместе с ним, наказание было в саду одно и это перевод в другие группы. Воспитатели видимо думали, что из-за смены обстановки нам будет неловко и от этой неловкости мы там расстроимся и забьемся в угол жалея о содеянном, но мы и там находили чем заняться, знакомились, боролись, ломали стулья, игрушки. Аристарху было все равно знает ли он человека или видит впервые, он был очень напористым и мог издеваться или играть с каждым. Дело дошло до того, что нас отправили в начальную группу, то есть к самым маленьким, дети, которые толком не научились ходить должны были успокоить наш пыл. Под присмотром воспитателей мы просто пялились на этих неуклюжих детей, мы унывали и воспитали обрадовались думая, что нашли нам управу, но ненадолго. Нас стали забавлять эти забавные дети, вечно с улыбкой и таким счастливым будто изучающим тебя взглядом, нам там было как-то спокойно и весело, Аристарх даже начал нянчиться и вроде как воспитатели успокоилось и стали к нему более снисходительны, а он в ответ стал вести себя более сдержанно. Его отец давал воспитателем свободу в плане его воспитания за проступки, но при этом всё равно никогда не признавал, что его сын может быть виновником чего бы то не было. Когда нас разделяли Аристарх просто сходил с ума и крушил всё вокруг, воспитателям ничего не оставалось, кроме того, как пойти ему на встречу и разлучить нас могли только родители, забирающие нас по домам.
Однажды мы с Аристархом на прогулке скучали в маленькой железной машине, ими был напичкан наш сад. Квадратная железная машина, с большими фарами окрашенными в красный цвет имела кабину и сиденья куда вмещались двое, а позади кузов, в который усаживалась детвора. У нее был железный руль, который крутился, можно было сесть за него и воображать, что едешь и весь мир несётся перед глазами. Аристарх, севший за руль, бешено его крутя стал размышлять:
– Было бы здорово так ехать не тут, а взять машину у отца, она огромная и вся черная, —я рассмеялся.