Духовность. Формы, принципы, подходы. Том I
Шрифт:
Боязнь одиночества
Каждый стоит перед выбором: «или отчаяться в одиночестве, или отважиться на “возможность” приобрести право на жизнь в сообществе, которое возвышается над индивидуальностью» [939] . Отчаянное одиночество ищет одобрения, хочет, чтобы его считали интересным. Оно боится, что «его сочтут недостаточно занятным» [940] . Это одиночество, эта нарциссическая замкнутость [941] есть форма самообожествления: «Ты сам — свой собственный Бог и удивляешься тому, что свора волков охотится за тобой в пустынных и ледяных зимних пространствах» [942] . Цепляние за самого себя и страх смерти питают эту «отраву» [943] «толстокожего, самодостаточного одиночества» [944] . Полной страха замкнутости противостоит утрата своего «Я»: «Лишь то, что ты отдал, даже если это происходит лишь через благодарное принятие, останется от того Ничто, которым однажды станет
939
Ibid., 57.
940
Ibid., 43.
941
Ibid., 25.
942
Ibid., 26.
943
225 Ibid., 23.
944
Ibid., 38.
945
Ibid.
Одиночество призванного
Призванный следует «зову Возможного, пока неведомого» [946] . «Возможного» — так как дорога передо мной открыта; «неведомого» — так как я не знаю плана этой Возможности. Ясно лишь одно: этот зов завладевает моей жизнью. Это его притязание выделяет, обособляет меня, при том что сохраняется уважение к свободе выбора:
Призванный Нести это,
В одиночестве Испытывать это,
Избранный Выстрадать это И свободный Отрицать это,
946
Ibid., 91.
Я увидел
На одно мгновенье
Парус
В солнечном шторме Вдали
На гребне волны,
Одинокий, уносящий Прочь от земли В море227.
Удачный образ для позитивного одиночества: корабль, покидающий берег привычной системы координат, устремляется к неведомому, парусник, движимый ветром и светом, поддерживаемый волнами. Другой образ, используемый Хаммаршельдом, — это образ рудокопа, который, находясь глубоко под землей, ползет по узкому проходу, освещаемому только шахтерским фонариком, и прорубает себе дорогу: «Постоянный мрак. Все тот же постоянно пробирающий насквозь холод. Все то же постоянное одиночество — окруженное каменными стенами, но стенами ненадежными»228. Рудокоп безысходно заперт в своем темном тоннеле. Выхода из него нет: узкая, темная подземная шахта, ненадежные и влажные стены, рудокоп должен продвигаться по этому темному тоннелю, будучи отрезан от общества, которое находится наверху. Единственная возможность, оставшаяся ему в этом мраке, — это «путь внутрь»: ощущение своего незаменимого существования в свершении своей жизни, когда то, что ты избираешь, совпадает с твоей избранностью. «Каждый миг ты выбираешь себя. Но себя ли ты выбираешь? Тело и душа содержат тысячу возможностей, из которых ты можешь выстроить множество разных “Я”. Но лишь в одном из них есть конгруэнтность между избирающим и тем, что избрано»229. Это — призвание: в одиночестве соединиться с незаменимой единственностью своего жизненного пути280, бескомпромиссно соединиться с той дорогой, по которой тебе надлежит идти, и иметь мужество — именно в этой незаменимой конкретности — быть одиноким231. Одиночество призванного — это одиночество пути к смерти: «Каждый должен пройти в одиночку через смертное уничтожение своего “Я”. И по эту сторону смерти он никогда не найдет дорогу к кому-либо, кто уже прошел через это»232.
Путь одиночества
Путь одиночества полон боли, но эту боль нельзя путать с болью изоляции: «То, что делает одиночество болью, — это не то, что мне не с кем разделить свое бремя, а то, что я один должен нести свое собственное бремя»233.
Неизбежность моего жизненного пути порождает боль одиночества, которая уравнивает меня с тем путем, который избрал меня и загоняет меня в ту судьбу, которая свершается в моей жизни, это — боль, пробуждающая сознание предельного одиночества: «Молись, чтобы твое одиночество побуждало тебя находить что-то, для чего ты мог бы жить, достаточно великое, чтобы за это умереть»234. Одиночество противостоит мне двумя причиняющими боль вещами: коль скоро я иду тем путем, который избрал меня, я лишаюсь всяких внешних соотношений; в то же время я сплавлен с незаменимой конкретностью хода моей жизни. Чтобы спастись от этой обнаженности, мы убегаем в свою работу: «Работа — анестезия против одиночества»235. Работа настолько истощает нашу нервную систему, что конфронтация с уникальностью нашего жизненного пути нейтрализуется: «Усталость заглушает нашу боль, но искушает мыслями о смерти. Именно этот способ преодолеть одиночество искушает нас — окончательное бегство от жизни»236. В то же время усталость предлагает изысканный шанс: она противостоит мне вопросом, действительно ли это моя жизнь, и одновременно лишает меня силы и желания одиноко противостоять чему-то еще: «Слишком усталый для общения, ты ищешь одиночества, но ты слишком устал, чтобы это одиночество наполнить»237. Усталость ставит меня перед фундаментальным выбором: сказать «да» или бежать.
Усталый И одинокий,
Настолько усталый,
Что болит сердце.
Талая вода Стекает по скалам.
Немеют
Дрожат колени.
Теперь,
Как раз теперь Тебе нельзя сдаваться.
Другие находят Места для отдыха,
Солнечные места,
Где они могут встречаться Друг с другом.
Но это твой путь,
И именно теперь Ты не должен сдаваться.
Плачь,
Если можешь,
Плачь,
Но не жалуйся.
Путь избрал тебя, — А ты должен быть ему Благодарным [947] .
947
258 Ibid., 152–153.
Пространство одиночества
Избирая путь, который меня избрал, я вступаю в «одиночество, освобожденное от страха одиночества» [948] . Мое поведение больше не втянуто в шумиху моего нарциссизма. Пугавшее одиночество избавлено от гнета и просто погружено в тихое одиночество всего, что существует: «Одинокий в своем тайном росте, он обрел родство со всеми растущими вещами» [949] . С внешней точки зрения путь одиночества — это лиминальный процесс, но эта лиминальность создает внутреннее дружество. Она преображает человека в «одного из тех, у кого вместо подушки пустыня и кто называет звезду своей сестрой. Одинокий. Но одиночество может быть общением» [950] . Вне социального порядка пробивается, подобно роднику, новая жизнь: «Один возле родника посреди вересковой пустоши, ты еще раз осознал свое одиночество — такое, какое оно сейчас и каким оно всегда было. Ибо оно было всегда — даже тогда, когда дружба других временами скрывала его наготу. Но родник — живой. И твой долг — его охранять» [951] . Жизнь в своей неповторимости обнажает бытие. Отделенное от социального измерения («один возле родника посреди вересковой пустоши»), твое первозданное бытие выступает в своей наготе: «родник — живой». В то же время претерпевание своего жребия продолжается.
948
Ibid., 22.
949
Ibid., 140.
950
Ibid., 38.
951
Ibid., 89.
Продвижение по тому пути, который меня избрал, не предоставляет никакой иной поддержки, кроме самого пути. Путь осуществляется в чистой вере. Здесь — сам темный путь, одинокое продвижение вне координат — и ничего больше. Но именно так, будучи сокрыт от посторонних глаз и будучи сокрыт от тебя, идет и Бог вместе со своим творением. Он также следует тем путем, который Его избирает. Он также идет в одиночестве: «О Ты, страждущий среди нас в предельном одиночестве» [952] . Одиночество Бога соединено с Его делами, соединено с нами, которых Он сотворил свободными. Эта связь есть доверие, из которого «Он удаляется… в свое одиночество» [953] .
952
Ibid., 76.
953
Ibid., 83.
Бог влияет на нас тогда, когда мы влияем на Него. «Радуйся, если Бог нашел пользу для своих дел в твоих стараниях. Радуйся, если ты чувствуешь, что то, что ты сделал, было “необходимо”, однако и тогда помни, что ты — лишь инструмент, с помощью которого Он добавил крохотное зернышко к Вселенной, сотворенной Им для своих целей» [954] .
В единстве моего и Божьего пути, моих и Его свершений Бог и человек едины друг с другом. Это — то «внутреннее одиночество», что дает нам нерушимый покой, «неважно, где и с кем это происходит» [955] .
954
Ibid., 108.
955
Ibid.
Библиография
Askese undMonchtum in der alien Kirche, Hrsg. K. Frank), Darmstadt, 1975.
Bartelink G., De bloeiende woestijn. De wereld van het vroege monachisme, Baarn, 1993.
Brown P., Die letiten Heiden, Frankfurt a.M., 1995.
Burton-Christie D., The Word in the Desert. Scripture and the Quest for Holiness in Early Christian Monasticism, New York etc., 1993.
Certeau M. DE & Roustang F., La solitude. Une verile oublie.e de la communication, Paris, 1967. Geschichte des christlichen Monchtums in der alien Kirche, Hrsg. K. Frank, Darmstadt, 1975. Hammarskjold D., Vagmarken, Stockholm, 1963. Нидерландский перевод: Merkstenen, Kampen, 2000.
Kraus H., Klagelieder (Threni), Neukirchen — Vluyn, 1968s.
Loneliness, в The Way 16, 1976, № 4.
Muto S., Celebrating the Single Life. A Spirituality for Single Persons in Today’s World, New York,
«
Les peres du desert des maitres actuels? в La Vie Spirituelle t. 140, 1986, № 669.
Lesperes du desert des maitres utiles? в La Vie SpiritueUe t. 140, 1986, № 670.