Думаешь бьётся?
Шрифт:
Вау. Так просто? Сначала врать, что занят, что далеко, а потом… И капли неловкости в его голосе нет. Наглость, неспроста вторым счастьем называют.
— Когда мне будет надо, можешь не сомневаться, я уеду. А сейчас у меня много работы, — смотрю на часы наручные, приподняв запястье. — Всего хорошего.
Уйти не успеваю, ловит меня за руку.
— Малыш, я не шучу. Это важно. Так будет безопаснее. Для тебя.
Вот оно как.
— Слишком мало информации. Ты просишь меня свалить, а объяснять причины не хочешь? Я тебе напомню маленький нюанс, —
— Чужие? — нерв на щеке у него дёргается. Тут же челюсть плотно сжимает. Крылья носа начинают резко раздуваться.
Правильно, учись в руках себя держать. Выдерживаю его прямой взгляд.
— А ты думал? Наличия родственных связей не припомню. В близких отношениях мы с тобой не состоим. Разве что дружеские, но с твоей стороны они настолько не крепкие, что ты не посчитал нужным сообщить что в город вернулся, а я должна по первой твоей просьбе сбегать куда-то? Ты правда думаешь, что без объяснений сможешь этот вопрос решить?
Костя отворачивается, теперь могу лицезреть только профиль его. Кулаками упирается в подоконник. Напряжен. Опускает голову и зажмуривается.
Ну, давай уже, решайся. Вдруг я пойму.
— Константин Павлович! Вот Вы где, а я Вас ищу везде, — даже не оборачиваясь понимаю, что пищание издает та самая невысокая девушка, что стояла рядом с ним. — Пойдемте я перевязку Вам сделаю. Всё готово уже. Давно, — последнее слово произносит тише, затылок мне взглядом прожигая.
Глава 66
Стою наблюдаю за малышкой со спины. Её потряхивает, конкретно так. То — ли явная симпатия в Косте сказывается, то — ли моё присутствие, то — ли вида крови боится, то — ли в совокупности всё. Занятная перевязка выходит.
Достаю из сумки упаковку перчаток. Они, да и не только, у меня всегда с собой.
Если честно, это боль. И в пир, и в мир с огромными сумками. В машине всегда лежит маленькая, в ней есть комплект ключей и духи, больше в нее ничего не поместится, разве что телефон. Пользуюсь я ею не часто.
Подхожу к раковине и начинаю тщательно мыть руки. Это у меня осталось со времен меда, еще в Калининграде. Мытье рук и их гигиеническая обработка первостепенны. Именно руки могут служить источником патогенных микробов для пациента.
Папа разрешал мне присутствовать на операциях с первого курса. А когда ещё и вместо ассистирующей медсестры мне позволялось помочь ему с экипировкой… Это восторг был. Непроизвольно улыбаться начинаю, когда вспоминаю папу в «позе» — руки впереди тела вытянуты, пальцы широко расставлены, чтоб на них перчатки проще было надеть. А ещёёё Алёне, со времен школы, как единственной музицирующей, даже сейчас от воспоминаний передергивает, доводилось заниматься подбором музыки для папиной команды врачей. Всегда на его операциях она звучит фоном, помогает достичь большей концентрации, слаженности движений.
Костя улавливает мои намерения когда я принимаюсь одноразовым бумажным полотенцем руки высушивать.
—
Аня тут же голову вскидывает. Сначала на Костю смотрит, затем на меня, но уже с другим выражением. Всё благоговение на Костика было истрачено. Ей не понравилась изначально его идея — моё присутствие в перевязочной.
И тут Анна открывается с совершенно иной стороны.
— Ну как же, Константин Павлович… Она же…, - снова одаривает меня взглядом, теперь уже неприязнь видна явная. Поджав губы, проходится глазами от лица до кончиков туфель. Не удерживаюсь и милейше ей улыбаюсь. Детка, твоё ко мне отношение даже смешит. Меня сестра собственная в родительском доме видеть не хочет. Так что твоя реакция так, курам на смех. — Она же…
— Она же — врач, — Костя, как и я всё понимает. — Даниилу скажи, что всё сделала, — девушка всё равно сомневается. — Аня, пожалуйста, — последнее слово произносит с нажимом. Который раз замечаю, что Костя культурность свою использует для достижения цели, продавливает.
Выходит девушка с таким видом, словно просканировав меня глазами смогла определить, что специалист я никудышный.
Подхожу к нему ближе и еле удерживаюсь от того, чтоб не надавить посильнее засранцу на травмированный участок.
— Ну и что сидим? Оголяйся давай и рассказывай, где был, кого видел.
Он словно нехотя расстегивает рубашку, стягивает её с себя.
Ну что сказать… Хорошо прилетело. К счастью, не мой клиент. Но судя по всему задумка была таковой.
— Почему здесь, а не в вашей больнице? — у господ полицейских и иже с ними нет полюсов обязательного медицинского страхования, зато прикреплены к определенной больнице. Не к этой.
— Тут брат двоюродный работает. А в нашей подруга мамы. Она не в курсе этого, — опускает взгляд вниз. — Надеюсь и дальше не узнает.
Смотрю на него и поражаюсь.
— Ты явно не нравился тому, кто тебя штопал, — честно, результат чьих — то трудов назвать по-другому язык не повернется. — С любовью зашивают иначе.
— И как же? — заводит руки за спину и опираясь на них откидывается назад.
— Подними, — указываю глазами на край своего джемпера. Дважды его просить не приходится. — Как-то так.
На том же месте где в него рана свежая, у меня уже старый шрам небольшой. С виду он маленький, но ранение было глубокое, нанесено ржавым предметом, заживать не хотело.
— Это, блд, что? — одной рукой продолжает поднимать вверх одежду, второй касается ребер с левой стороны.
— Просила же не ругаться, — отхожу от него слегка, чтоб одежду выпустил из рук, стряхиваю ее вниз и показываю ему как усесться, чтоб нам двоим было удобно. — Года четыре назад освидетельствование нескольким парням проводила после драки массовой. Один из них, очень потерпевший и очень пьяный достал откуда-то отвертку и воткнул в меня, достаточно глубоко. Опер который ща ним приглядывал, я думала откинется, когда меня с торчащей из тела рукояткой увидел.