Думки. Апокалипсическая поэма. Том первый

Рящев Артём

Женя схватился за большой висячий замок, взвесил его в руке, вынул из кармана ключ с заковыристой бородкой, и воткнул его замку под язычок.

– Ого! Где ты ключ взял?

– Где лежал, там и взял, – проворчал Женя в ответ.

Ключ повернулся, замок ожил в Жениных руках, радостно щелкнул и выплюнул из себя ушко. Женя снял замок с петелек и убрал его себе в карман; ключ отправился туда же.

Женя отопнул свой брезентовый рюкзак и распахнул двери, а там – а ничего там интересного и нет: на полу лежат доски, на досках – еще доски, а на них – обпилки какие-то, на полках под потолком – железные банки,

похоже что из под краски, на стене: несколько киянок, настоящий молоток, пила и целый выводок разноразмерных гаечных ключей выстроилось по росту; и серая пыль повсюду и везде, больше всего в сарайке – серой пыли.

Вытянулся весь Женя, выгнулся, грудь колесом, стоит будто фокусник, красоту сарайкиных внутрей нам демонстрирует. А на что тут любоваться? Где велики?

Поднял руку медленно через живот и в сторону отставил – ну точно фокусник. Только глаза блестят совсем не как у фокусника, фокусники свои фокусы делают с сосредоточено скучающим видом, а Женька, кажется, сейчас лопнет от счастья, а глаза у него из орбит – прыг. Женина рука указала на угол сарая, который нам с Феньком не виден. Я ступил через порог, Фенек за мной. В углу – большая выцветшая тряпка, выпуклостями своими не оставляет сомнений: под ней велики. Играть, так играть и мы с Феньком изобразили разочарованные физиономии, будто непонятно нам, что там под тряпкой.

– Ахалай-махалай! – торжественно пропел Женя, схватил тряпку и резким движением сдернул ее.

Тряпка хлопнула в воздухе, а за ней – серая пыль: кружится, вертится, ничего из-за нее не видно. Мы машем руками, а пыли хоть бы хны. Пока не накружится, не осядет.

Наконец чуточку разъяснилось.

– Велики! – радостно закричал Фенек, ну и у меня морда соответствует моменту, а Женя заскалился еще радостней: его ожидания оправдались, фокус удался – точно сейчас глазами пульнёт.

Мы стояли, смотрели на велики и никто и слова не мог выдумать – закаменели с открытыми ртами. Похвалить бы Женю, да обойдется. Похвалить бы велики, но это тоже самое, что Женю похвалить – снова обойдется.

А на что же мы смотрим каменея в восхищении? У стеночки, и Женя не соврал, и очертания тряпки тоже не соврали, стоят, обпершись друг об дружку, три велика. Все разные: один с баранками на руле, а баранки эти синей липкой лентой обмотаны, рама у него высокая, сам – тонкий-претонкий, и крылья блестят, как стальные, а на заднем крыле, на самом кончике – красный в белом окружке катафот; второй поменьше, потолще, коричневый, но с фонарем; а третий – совсем школьник.

Который ближе к нам, потревоженный тряпкой, подумал-передумал, да и свалился на бок, дзынькнув звоночком. Мой велик будет, наверное – такой же как я тормоз.

– Ух! – ухнул Фенек и как бы очнулся вдруг.

Фенек схватил коричневый, с фонарем, велик за руль, кое-как развернул его и выкатил из сарайки. По пути: врезался в меня; навернул с табуреточки банку из-под кофе с гвоздями; чуть не навернул саму табуреточку; запутался в выцветшей тряпке; выпутался из выцветшей тряпки; не попал в первого раза в двери; со второго – тоже не попал; наконец, чуть не свалился вместе с великом, но умудрился-таки вытолкать его на дорожку-стометровку.

Стоит, вцепился, аж костяшки побелели, ручками своими рыженькими в руль, а велик до того велик, что Феньку до него еще расти и расти:

руль ему по плечи, рама по грудь – он даже залезть на него не сможет, не то что поехать!

Фенек перевесил голову через руль, смотрит на фонарь:

– Он зажигается? – спрашивает Фенек.

– Зажигается! – подтверждает Женя.

– А как включается?

– Включается, когда едешь, – объясняет Женя. – Там машинка на заднем колесе, от нее фонарь и горит.

– Ух!

– Только ее навести на колесо надо, чтоб крутилась, – напутствует Женя. – Без этого не загорит.

– Ух! – благоговейно ухает Фенек, а сам глаз от фонаря оторвать не может, даже на машинку от которой он работает не посмотрел.

– Нравится? – спрашивает Женя.

Фенек помолчал-помолчал да как посмотрит на Женю, а глаза у него – такими глазами не на героев смотрят, такими глазами на самых-самых из всех героев героев глядят. Море восторга в глазах у Фенька, а что еще хуже – и восхищения там на еще одно море. Ну вот как Черное море и Азовское – вместе. А мне – раскаленным прутом сердце прижгло. Самый-то ты хитрый, самый-то ты ловкий, самый-то ты из самых и сам себя даже лучше! Неколебимый Геркулес, несгибаемый Геркулес, необоримый Женя.

Засчитывай один:один, акселерат; это за то, что нашел велики.

– Он большой для тебя, слезай, – говорю, хоть Фенек и не залазил на велик, даже не пытался еще.

Фенек ничего не ответил и в сторону мою не посмотрел даже. Только костяшки еще белей. Он задрал ногу, попытался перекинуть ее через седло, но не смог – так и закаменел с ногой в воздухе.

– Там есть другой, – сказал Женя, – как раз для тебя. Школьник.

Фенек ровным счетом ноль внимания и на Женю. Только костяшками белеет. А ногу все-таки опустил.

Теперь он наклонил велик к себе и, наконец, смог перекинуть ногу через седло. Попрыгал, отталкиваясь ногой от пола, но дотянуться до педали не смог. Опять – ни звука. Снова закаменел. Костяшки – белей снега в ясный день.

– Посмотри хоть! – говорит Женя.

На Фенька и эти слова не подействовали. Он еще раз попытался подпрыгнуть, чтоб залезть на велосипед, но опять не смог. Еще – неудача. Он подпрыгнул в третий раз и на чуточку показалось даже, что у него наконец получилось, но велосипед, став прямо, тут же завалился в другую сторону и с грохотом рухнул, повалив за собой и Фенька. А Фенек так и не выпустил руль из рук. Белее белого его костяшки.

Мы с Женькой бросились поднимать Фенька.

– Нормально! – бормочет Фенек себе под нос. – Все нормально.

– Смотри, он разговаривает! – говорит Женя.

Фенек снова ровным счетом ноль внимания:

– Поставьте меня, – говорит.

Сложно поднять Фенька: мы его и так, и эдак, и за подмышки, а он вцепился в велик – не отдерешь.

– Отпусти велик-то.

– С великом поставьте, вам сложно, что ли?

Еле-еле и кое-как мы подняли Фенька вместе с великом. Я держу с одной стороны за руль, Женя – с другой и сзади за багажник еще придерживает, а Фенек елозит на седле, пытается дотянутся ногами до педалей. Одной ногой дотянулся, другая не достает, велик наклоняется в мою сторону. Другой ногой на педаль, первая тогда оказывается коротка, велик наклоняется в Женину сторону. Велик туда-сюда качается, а мы с Женей держим его, чтоб Фенек снова не свалился.