Дуновение холода
Шрифт:
— Много кто мной пользовался, когда у меня не было хозяина, — сказал Китто как совершенно обыденную вещь.
— Он сказал, что одна твоя хозяйка очень любила братцев, и что ты ей тоже помогал.
Уверена, что Курах не так выразился. Гоблины насчет секса не говорили обиняками — кроме тех, кто, как Китто, всю жизнь проводил в подчинении. Как ни странно, но лучшими дипломатами среди гоблинов были самые слабые. Если за неверно сказанное слово тебя запросто прибьют или искалечат — научишься думать, что говоришь. Я училась именно так.
— Они нравились моей
— А что случилось с твоей последней хозяйкой? — спросил Рис.
— Я ей надоел, и она меня отправила искать новую хозяйку. — Он тронул меня за руку.
— Ты считаешь Мерри своей новой хозяйкой, — понял Рис.
— Да.
Этот поворот для меня был новостью.
— Китто, — сказала я, и он посмотрел на меня. — Ты считаешь, что если я о чем-то прошу, ты не вправе отказаться?
— Твои просьбы выполнять приятно. У меня никогда в жизни не было такой замечательной хозяйки.
Не на такой ответ я рассчитывала. Я посмотрела на Риса, пытаясь взглядом спросить: «И как же мне на это реагировать?».
Рис ответил вслух:
— Тысячелетний образ мыслей не изменится за пару месяцев хорошей жизни, Мерри.
Это верно, но мне не нравилось, что Китто считал себя так мало свободным в своей новой жизни.
— Ты сидхе, Китто, — сказала я.
— И гоблин тоже, — сказал он, как будто это все решает. Может, и решает.
— А почему ты вызвался помогать Мерри при визите Ясеня и Падуба? — спросил Рис.
— Никто из вас не знает, на что они способны. Мне надо быть здесь, чтобы если что плохое случится — то не с Мерри.
— То есть, ты заменишь Мерри, если дойдет до насилия?
Китто кивнул.
Я села и обняла его:
— Я не хочу, чтобы ты пострадал.
Он прижался ко мне.
— Именно поэтому я с радостью приму боль. И вообще я выносливей тебя.
— Если вы меня примете, я бы хотел остаться с вами на этот вечер, — сказал Рис.
— На эту ночь, ты имеешь в виду? — уточнила я.
— Нет, на это я пока не решусь. — Он глянул в сторону, потом снова на нас — но не на меня. — Не уверен, что мне хватит силы духа, как моему другу.
— Другу? — переспросил Китто.
Рис кивнул.
— Почему ты говоришь, что у меня больше силы? — удивился Китто.
— Я стал жертвой гоблинов всего на одну ночь — а потом боялся и ненавидел их годами. Ты мне показал, как я неправ. И все же я не уверен, что мне хватит силы остаться и смотреть, как Мерри отдается гоблинам. Не уверен, что смогу наблюдать и охранять ее. Тебя годами… мучили те самые гоблины, что будут с ней сегодня. И все же ты отдашься им во власть, чтобы защитить Мерри. Вот что я скажу тебе, Китто: такого рода храбростью я не обладаю.
Его единственный прекрасный глаз заблестел в полутьме.
Китто потянулся к Рису и взял его за руку.
— Ты храбрый! Я видел.
Рис покачал головой и зажмурился. Одинокая слезинка скатилась у него по щеке, сияя в полумраке, как не могла бы сиять человеческая слеза.
Китто кончиком пальца снял эту слезинку. Он предложил дрожащую каплю мне, но я качнула головой.
Сидхе тоже умеют заставить плакать, но слезы для них ничего не стоят.
— Можно мне остаться с вами? — спросил Рис, и я знала, что спрашивает он не меня.
Китто пристально посмотрел ему в лицо — и кивнул.
Глава восемнадцатая
Одежда и оружие Риса кучей громоздились на полу у кровати. Обнаженным он выглядел просто невероятно. У меня есть стражи с плечами пошире или талией потоньше, но ни у кого нет таких лепных мускулов на животе, груди, руках и ногах. Он весь — изящество, упругость и сила.
С любыми другими двумя стражами было бы слишком тесно, но Рис и Китто занимали места меньше других. Нам тесно не было.
Я лежала, чувствуя гладкую мускулистую близость двоих мужчин, и мне было хорошо. Я невольно закрыла глаза, наслаждаясь ощущением от их прижатых ко мне тел. Мне это было нужно — чтобы меня убаюкали любящие меня существа, чтобы меня обняли, прижали к себе, и чтобы не беспокоиться ни о чем. Может быть, Дойл понял, что я не заснула и не отдохнула бы рядом с ним, прислушиваясь к его стонам? Наверное, понял.
Только теперь, когда Рис и Китто гладили меня, целовали в плечи — то в одно, то в другое, — только теперь я поняла, что не секса мне сейчас хочется. Мне нужно было, чтобы меня обнимали, чтобы вокруг меня хлопотали. Неужели я так слаба, что хочу заботы, даже когда мужчина, которого я называю любимым, лежит раненый? Удовлетворюсь ли я когда-нибудь прикосновениями всего одного мужчины, пусть самого лучшего на Земле?
Я ни на грамм меньше не любила Дойла, лежа в объятиях двух других мужчин, но они мне давали то, чего он дать не мог: простую, ничем не отягощенную ласку. Ни одного, ни другого я не любила так, как Дойла. Я их любила, но… но их слезы мне сердце не ранили. Я огорчалась их печалям, но их кровоточащие раны не становились моими. От любви становишься и слабей, и сильней. На какой-то миг я сегодня решила, что моего Мрака больше нет — мне показалось, что я потеряла кусок себя. Я обмерла, забыла, что делаю и для чего. Очень опасный момент. И ведь то же самое было со мной, когда в волшебной стране едва не убили Галена. Я его любила с детства, и какой-то частью души не перестану любить. Но любовь к Галену — детская любовь, а я уже не ребенок.
— Эй, ты где? — спросил Рис.
Я заморгала ему в лицо. Наверное, вид у меня был удивленный — Рис рассмеялся.
— Твое тело реагирует на ласку, зато голова — за тысячи миль отсюда. — Смех угас, лицо у Риса погрустнело. — Так что, все уже? Дойл с Холодом получили тебя целиком?
Я не сразу поняла, что он имеет в виду.
— Нет, не в том дело.
— Она о власти думает и о политике, — сказал Китто снизу — головой он лежал у меня на бедрах.