Дура LEX
Шрифт:
В Нью-Йорке июль всегда жаркий.
Спускаешься в сабвей, как в преисподнюю, — липкая влага обволакивает тебя, нечем дышать. Тогда не продавали на каждом углу воду в бутылках, и большинство вагонов нью-йоркского метро не имели кондиционеров. Вагоны были расписаны графитти, окна летом открывались, жар снаружи смешивался с жаром внутри.
Я мотался по судам, помогая боссу в мелких делах, однако одно дело, которое он мне доверил, было крупным как по сумме, так и по калибру ответчика. Один русский коллекционер, который умудрился переправить на Запад почти всю свою коллекцию, открыл в Манхэттене картинную галерею.
Периодически он выставлял на аукционы значительные произведения искусства. Каким-то образом аукцион Кристи
Мой босс должен был допрашивать сотрудников Кристи, которые проводили аукцион и хоть как-то соприкасались с лотами нашего клиента. Я готовил босса к допросу, предоставляя ему выкладки юридических доктрин на данную тему, а также информацию о практике аукционов, страховке предметов искусства и процедурах по хранению и отправке картин их владельцам. Босс был старше меня на пару лет, но он был прирожденным адвокатом — мудрым, уравновешенным, знающим, когда идти на компромисс, а когда стоять насмерть. У меня сложились с боссом дружеские отношения, но я его не посвятил в планы похищения Люды из Югославии. Умный человек такие планы одобрить не мог. Наверное, он бы сказал: «Ты не можешь во всей Америке найти одну красивую и умную еврейку?» И был бы прав.
Вторая неделя июля принесла хорошие новости из Буффало: у меня появились две надежные точки — одна в Карловаче и одна в Мариборе. Я позвонил Зорану, который «принес» Марибор, и попросил его начать договариваться насчет доставки нас всех (Люды, Алика и меня) как можно ближе к границе, откуда мы совершим финальный бросок в Австрию. Кроме того, не имея понятия, какой тропинкой идти, через какие кусты продираться, я также попросил Зорана собрать как можно больше информации на эту тему. Зоран перезвонил через день и сказал, что его контакт в Мариборе доставит нас бесплатно к точке, откуда до границы буквально рукой подать — пешком пройти не больше трех километров. Выступать нужно будет после полуночи, чтобы добраться до Австрии до четырех утра. Поскольку австрийских пограничников на границе не будет, нужно будет максимально углубиться на территорию Австрии — бывали случаи, когда югославские пограничники задерживали нарушителей уже на австрийской территории и без всяких международных конфликтов доставляли их обратно — прямиком в мариборскую тюрьму.
Я купил компас и нож. Не защищаться от югославских пограничников, а просто потому, что в дороге всегда нужен нож. Я записал мелким шрифтом все добытые югославские контакты, адреса и номера телефонов и сделал пять копий каждой записи. Пришлось тщательно продумать, куда спрятать эти записи, — одну наметил зашить в ручку сумки, другую затолкать под стельки сникеров, третью спрятать в футляре для солнечных очков. Самые главные имена, адреса и номера телефонов я просто запомнил, особенно ценными мне казались координаты мариборца Иво.
В конце июля я прокатился в Буффало, чтобы еще раз повидаться со своими югославскими друзьями и получить подтверждение, что все контакты на месте. К Бернис я не заходил. В конце июля произошло еще одно важное событие — в Америку приехала на две недели мама Ляли, жены Алика, а это значило, что
В 1981 году никто из Советского Союза в Америку в гости не ездил. У Лялиной мамы, Елены Андреевны, в Америке жила с середины сороковых годов родная сестра, Лидия Андреевна. Во время войны она была угнана в Германию, откуда, как и сотни тысяч других «перемещенных лиц», в основном из Украины, эмигрировала в США. Лидия Андреевна была смертельно больна и хотела попрощаться с сестрой. Елена Андреевна пошла в харьковский ОВИР просить визу в США. Там ее спросили, правда ли, что ее дочь живет в Америке со своим мужем. «Правда», — честно ответила Елена Андреевна. «Ну а если вы будете в США, вы конечно же навестите свою дочь», — разумно предположил работник ОВИРа. «Конечно навещу», — бесхитростно сказала Лялина мама. «Вот поэтому-то мы вас туда и не пустим, — радостно сказал овировец. — Есть инструкции, касающиеся тех, кто покинул территорию СССР и осел за границей, — к таким советских граждан пускать в гости нельзя».
Елене Андреевне крыть было нечем — Ляля действительно «осела» за границей. А обещать, что навестит только сестру, а к дочери ни ногой — смешно, никто в это не поверит, да и самой грех на душу брать не хочется. Так бы и не попрощалась Елена Андреевна с Лидией Андреевной, но через друзей Лидии Андреевны в дело вмешался Красный Крест. В результате этого вмешательства советские власти сочли возможным сделать исключение из гуманных инструкций, касающихся бывших «осевших» граждан.
Елена Андреевна сообщила мне, что Люда будет в Башке, в гостинице «Звезда». Я подумал: «Что за странное название для гостиницы?» Наверное, за пять лет я отвык от коммунистической знаковой системы. Затем я пожалел о напрасной трате денег за железнодорожный билет Загреб-Сплит (на двоих), который теперь был не нужен. Я также позвонил Елене Васильевне и отменил машину в Сплите — на Макарской Ривьере дел у меня больше не было.
Просить Елену Андреевну передать Люде письмо, учитывая международное положение, было скотством, но я это сделал. Я постарался сделать текст как можно более невинным. Я рассказал Елене Андреевне о своих скромных югославских планах, и несчастная женщина, не сомневаюсь, пожалела, что знакома со мной. Ведь она знала, что ее точно будут тягать в КГБ после возвращения. Будут за ней следить, может быть, будут допрашивать, а я ее прошу встретиться с Людой и передать ей письмо и устные инструкции, касающиеся побега. И тем не менее она согласилась передать и письмо, и устные инструкции.
Инструкции сводились к тому, какую одежду брать и как отрываться от группы в Югославии. У Люды наверняка заберут паспорт, и поэтому ей надо заранее обдумать причину, которая казалась бы убедительной, чтобы получить его обратно. Без паспорта пускаться в отрыв бессмысленно. И главное — встретимся мы на набережной, где расположены наши гостиницы: ее — «Звезда» и наша — «Эспланада». Мы увидим друг друга, но не подадим никакого знака. Я развернусь и пойду, а она будет следовать за мной. Как столько раз во сне.
Наступил август, а паспорт Алика еще не был готов. Я начал волноваться, что придется лететь одному. Меня не беспокоила эта перспектива сама по себе, но Бернис уверяла меня, что мой друг полетит со мной. Раз она ошиблась в этом, то, значит, могла ошибаться и в остальном — начиная от выбраковки Триеста и кончая предсказанием удачного завершения операции.
Паспорт Алика пришел в субботу пятнадцатого августа. Вылет у нас в понедельник семнадцатого. Я сидел у Алика дома и все время думал о Бернис. Конечно, мысленно ругал Алика, но в основном себя, что вовремя не проверил, отправил ли Алик документы. Без единой визы вылететь Алик мог только в Канаду, Мексику и страны Карибского бассейна. Билет его, однако, был до Франкфурта. Ну, допустим, мы успеем поставить немецкую визу в понедельник утром. Если будем передвигаться бегом, успеем получить и австрийскую. Но это все. Итальянскую визу получить мы уже не успеем, а о югославской, главной, и говорить нечего — югославы оформляли визы три недели.