Дура LEX
Шрифт:
Джон и Барри переглянулись и хором сказали:
— Аванс двадцать пять тысяч с каждого. Это гонорар до суда.
— Они стоят этих денег, — сказал Веня. — На моем суде Джон делал из прокурора что хотел.
— Вечером мы принесем бабки, — сказал Рома. — И чтоб завтра утром вы уже были у Беслика и Левана в тюрьме.
— Ну вот и хорошо, — обрадовался я. — Теперь я вам больше не нужен, дело в надежных руках специалистов.
— Как это не нужен?! — вскричал Рома. — Ты думаешь, Беслик и Леван поймут хоть слово из того, что эти двое будут им заливать?
— Ну, раз я нужен, тогда принесите и мне бабки, —
— Я же сказал, Беслик с тобой расплатится, — начал раздражаться Рома.
К тому времени я практиковал уже восемь лет, и любые уговоры подождать с оплатой у меня автоматически, как говорят американцы, «падали на глухие уши». Расклад мне стал понятен — дела Беслика и Левана плачевны, Исаак больше из Москвы не звонил, да он и не подписывался платить за мои юридические услуги. Я сказал Роме:
— Делайте что хотите, но без десяти тысяч вы меня больше не увидите. Я уже и так потратил кучу времени на походы в тюрьму, на судебное заседание, да и сейчас я здесь не ради своего удовольствия. Я проявил свою добрую волю, а вот вы еще нет. Я буду у Джона вечером, когда вы принесете деньги. Если вы заплатите, завтра я еду с Джоном в тюрьму, а нет — Джон поедет один, а вы потом с Бесликом сами объясняйтесь.
Все это я перевел Джону и Барри, которые быстро уловили, что без меня их миссия (а следовательно, и гонорар) были под угрозой. Джон посмотрел на Веню, Веня медленно моргнул, и Джон обратился к Роме и Славику.
— Нам очень нравится работать с Борисом, — красивым голосом сказал Джон, делая ударение на первый слог в моем имени. — Мы ему доверяем и хотим, чтобы он был в команде.
Я подумал, что на суде присяжные слушают Джона раскрыв рот. Он был из тех адвокатов, которые на простом человеческом языке рассказывают присяжным, как все случилось «на самом деле», как будто он при этом присутствовал. У каждого адвоката свой почерк, свой способ общения с присяжными. Знаменитый Барри Злотник обычно объясняет присяжным как бы с профессорской кафедры, почему прокурор так и не смог доказать вину его клиента. Джон, в отличие от Барри, не ставит себя выше присяжных, наоборот, он наравне с ними. Злотник делает паузы в речи, Джон замолкает только по приказу судьи.
Вечером я получил десять тысяч долларов, и мы с Джоном и Барри, которым вручили на двоих пятьдесят тысяч, договорились отправиться на следующий день в тюрьму.
Дома я рассказал Айлин о новом деле, описал ей Беслика, Левана, Рому, Славика, Колю и американских адвокатов Джона Бэйкера и Барри Арнитца.
— Эти русские опасные типы, — сказала Айлин. — Выйди из дела. Ты ведь уже выполнил просьбу твоего влиятельного друга из Москвы. Достаточно! Выйди из дела!
— Они, кстати, не русские. Беслик — осетин, а Леван — армянин.
— А, ну тогда другое дело, — язвительно сказала Айлин. — Только я помню, ты сам рассказывал, что кавказцы еще опаснее. Что ты о них знаешь? Знаешь ли ты, как они ведут себя в разных ситуациях? Ведь они как дикари, оказавшиеся в незнакомой среде. Вместо того чтобы быть тебе благодарными за то, что ты навещал их в тюрьме, что ты пытался им помочь, они думают, что ты делал это из слабости. Помяни мои слова — ты пожалеешь, нет — мы все пожалеем, если ты не избавишься от этого дерьма.
— Ну а что насчет Джона и Барри?
— Джон и Барри — особые люди. Вспомни «Механический апельсин» — там бандиты становятся полицейскими. Случайно получилось так, что Джон и Барри стали адвокатами, но запросто могли стать и бандитами — у них психология такая. Не волнуйся за Джона и Барри — они запросто найдут общий язык с Бесликом и Леваном. Ты — нет.
Наступило утро, и я уже собирался выезжать из дома, когда позвонил Джон и сказал, что Беслика и Левана перевели в Коннектикут по месту совершения преступления. Джон обещал выяснить, в какой именно тюрьме находятся клиенты, и перезвонить. Я тут же сообщил Роме эту новость и предупредил, что скорее всего потребуются коннектикутские адвокаты. Рома присвистнул и назначил встречу у меня в офисе на два часа дня. Пришел он, как всегда, со Славиком и совсем молодым парнем в спортивном костюме и куртке. Парня звали Коля. Рома сказал, что Коля только что прилетел из Москвы, чтобы оказать поддержку Левану. Коля был гораздо меньше качка Славика, хотя чувствовалось, что он очень крепкий парень. У него было особенное лицо. У Славика было лицо чемпиона спартакиады, у Коли было лицо убийцы. Не маньяка, не психа, а профессионального убийцы. Славик реагировал на жизнь вокруг, мог улыбнуться, пошутить. Коля был нейтрален. Слушал он внимательно, но сосредоточенность ничем не выдавал, просто смотрел на меня и слушал. Он не хмурил брови, не переспрашивал, не уточнял, не делал никаких лишних движений руками. Выслушав мой доклад о состоянии дел, он встал и ушел. Рома и Славик расслабились.
— Ну, что будем делать? — спросил Рома.
— Думаю, что вам нужно искать хороших адвокатов в Коннектикуте. Желательно из бывших прокуроров, которые знают расклад, знают прокурора, который будет вести дело, знают судью, в общем, местных тяжеловесов. Даже если Джон и Барри лицензированы в Коннектикуте, в чем я сомневаюсь, я бы все равно взял местных адвокатов. Но я никого там не знаю.
Через пару часов позвонил Джон Бэйкер и сказал, что завтра утром мы едем в Коннектикут.
— Ровно в восемь отъезжаем, — сказал Джон.
Вечером я исполнил просьбу Левана и поехал в «Прибой» рассказать хозяину Сереже Карповичу о наказании, которое ждет братву за лень и халатность. Еле упросил Айлин поехать со мной, так как не знал, придется ли мне выпить с Сережей. Айлин сначала отказывалась, потом накричала на меня:
— Ты же знаешь, я ненавижу этот ресторан! Из-за тебя я стану русофобкой. Невыносимо смотреть, как русские прожигают жизнь — напиваются до смерти, танцуют, потея как свиньи, свои идиотские танцы — смесь рока с гопаком времен Ивана Грозного. К счастью, я не понимаю по-русски — слушать, о чем они говорят, было бы просто невозможно. Да и все равно ничего в этом ресторане не услышишь из-за грохота, который вы называете музыкой!