Дура LEX
Шрифт:
Пока мистер Уилкокс (так звали чиновника) читал легенду, мы с Джастином успели заочно познакомиться с его скромной, но достойной семьей. Полная жена в кругу детей в школьной форме — наверное, учительница. Сын в академической мантии и шапочке на праздновании окончания колледжа, дочь-тинэйджер в розовом платье в Диснейленде. А вот и сам мистер Уилкокс — молодой, в армейской форме. Крепкая, хорошая семья.
Закончив читать, мистер Уилкокс сказал:
— Ну и натерпелся ты, сынок. Желаю тебе счастья в Америке, да поможет тебе Бог.
Пожал Джастину на прощание руку, благословил еще раз. Когда мы уже вышли в коридор, мистер Уилкокс спросил:
— Как собираешься жизнь
— Пойду служить в морскую пехоту, — четко ответил Джастин.
— Отличное решение! — похвалил мистер Уилкокс и благословил Джастина в третий раз.
Я вспомнил харьковчанку Маню Бухман, которая устроилась работать в иммиграционную службу. Она беспощадно валила харьковских евреев на интервью по предоставлению политического убежища. Плохо зная английский, Маня тем не менее отказывалась проводить интервью на русском языке, настаивала на переводчике и сыпала несчастных бывших сограждан на чем только можно. Если какой-нибудь харьковский еврей брехал ей, как он в синагогу ходил, Маня спрашивала:
— Это в каком же году вы туда ходили?
— В восемьдесят пятом, — растерянно отвечал еврей, а торжествующая Маня ему тут же засаживала по самые помидоры:
— В Харькове единственная синагога находилась на Пушкинской улице, но в означенный вами период там размещалось спортивное общество «Спартак». Так что в восемьдесят пятом вы могли в этой синагоге в баскетбол играть, а не Богу молиться.
Негр Уилкокс — адвокат Бога. Маня Бухман — харьковская манда.
Харьковские негры — одно из самых малочисленных негритянских племен. Из этого племени, кроме Джастина, у меня был еще один клиент — очаровательная десятилетняя Джессика. Мама Джессики вышла замуж за африканского негра, который учился в Харькове в Политехническом институте. Смесь харьковской мамы с африканским папой дает особый генетический дистиллят: как и Джастин, Джессика была умницей и красавицей.
Я не забивал Джессике голову игрой в «адвоката дьявола» и теорией второго плана. На первой встрече мама Джессики (тоже почему-то Таня) сказала:
— А вы спросите ее, как над ней издевались в школе.
— Джессика, — спросил я, — скажи, как к тебе относились твои одноклассники?
— Плохо! — уверенно ответила Джессика.
— Ты можешь рассказать, что именно они говорили или делали?
— Конечно, могу. Они меня обзывали.
— Как?
— Они называли меня… уткой.
— И это все?
— Да.
— Тебе было обидно?
— Очень.
— Таня, — обратился я к маме, — вы понимаете, что такое дикое издевательство, которому была подвергнута Джессика, не дает права на убежище.
— Это не все, — сказала Таня. — Джессика чемпионка Харькова среди детей по фигурному катанию, а на чемпионат Украины ее не взяли.
— Таня, это все несерьезно. Кстати, а где ваш муж?
— В Харькове. У него там пивной бар. Ему два года назад хулиганы глаз выбили, потом в больнице Гиршмана протез вставили.
— А почему он не уедет на родину, если с ним так плохо обращаются в Харькове?
— Он не может бар бросить, у него все деньги в бар вложены. Кстати, дети Джессику уткой обзывали, а учителя обезьяной. Вы же не спросили у нее про учителей. Классная руководительница при мне ее обезьяной назвала. Я забрала Джессику из школы, так к нам потом из райОНО приходили, грозились лишить родительских прав. Я им сказала, что не пущу девочку в школу, где над ней учителя издеваются. Созвали специальную комиссию, назначили Джессике осмотр у психиатра, он дал заключение, что может в школу идти. А Джессика плачет, не хочет. Это она перед вами
Я посмотрел на сидящую рядом с мамой Джессику. Она действительно была похожа на утку — большой утиный нос, который, правда, ее совсем не портил. Она играла с куклой, что-то бормоча по-русски с типичным харьковским акцентом.
Выходило, что дело есть. Я почувствовал, что выиграю это дело, потому что по коже пошел легкий зуд — предвестник выигрыша. Зудит — значит, не терпится, хочется побыстрее выиграть. Я попросил Таню собрать все медицинские справки по поводу выбитого глаза мужа, а также все документы, относящиеся к угрозам райОНО лишить Таню и Уильяма (так звали мужа) родительских прав. Все это она принесла через пару недель. Среди документов были две фотографии ее мужа Уильяма — на одной его лицо анфас с двумя глазами, на другой — с одним. Глазной протез лежал рядом на столе зрачком к зрителю. Жутковатые фото, но зато отвечают принципу Васыля Стефаныка — все три «С» на месте: «сыльно, стысло, страшно».
На интервью, если не знаешь английского, нужно являться со своим переводчиком. Таня сказала, чтобы я не беспокоился, — у нее есть отличный кандидат на эту роль. Зная, сколько загубленных дел лежит на совести плохих переводчиков, я потребовал встречи с ее кандидатом.
Кандидатом оказался высокий негр по имени Кабина. У Кабины были красивые бакенбарды, и он прилично говорил по-русски и по-английски. Родом он был, как и муж Тани, из Ганы. Так же, как и одноглазый Уильям, Кабина учился в Харькове, женился на украинке, и у него был сын-мулат. Несколько лет назад Кабина выехал с женой и ребенком в США, где вся семья получила политическое убежище. Поговорив с Кабиной, я убедился, что лучшего переводчика нам не достать — описание преследований будет исходить из уст не просто переводчика, но и жертвы аналогичных преследований. Вопрос только в том, откуда иммиграционному работнику было знать, что Кабина тоже жертва? Теоретически функция Кабины заключалась в переводе, а не в рассказе о самом себе.
— Кабина, мне нужно, чтобы ты каким-то образом совместил функции переводчика с функцией свидетеля, причем сделал это мягко, почти незаметно, — сказал я ему в конце разговора.
— Не волнуйся, все будет в порядке, — ответил Кабина. — Уверяю тебя, что мы хорошо бухнём после этого, отмечая победу.
— Кабина, а сколько ты можешь выпить? — поинтересовался я, почувствовав в его голосе повышенный интерес к спиртному.
— Литр водки запросто! — гордо ответил Кабина.
— Это ты в Харькове так научился пить?
— В Харькове и в Киеве.
— Жена за это не ругает?
— Первая ругала, мы развелись. Сейчас я опять женат.
— А откуда вторая жена?
— Из Луганска.
— Кабина, ты только на украинках женишься? Где ты ее нашел?
— Мы здесь познакомились, на вечеринке. Ты прав, я люблю только украинских девушек.
Кабина становился мне симпатичнее с каждой новой подробностью своей жизни и личности. Я подумал о множестве знакомых и клиентов, не могущих найти себе мужа или жену, жалующихся, что в иммиграции достойных людей не найти днем с огнем. А вот Кабина любит украинских девушек и находит их повсюду. Просто надо знать, кого любишь. И не комплексовать. Ведь это в Харькове негр посланец цивилизации, а в Америке… сами понимаете.