Дурацкий способ

Эллин Стенли

Двуглавая американская богиня Политика проводит съезды в двух городах, расположенных далеко друг от друга. Один съезд выдвигает Главного Осла, другой — Главного Слона. Этим двум подставным лицам еще предстоит помериться силами, чтобы решить, кому же стать Самым Главным Вождем, Первым Американцем.

Политический съезд — спектакль, который дается с целью позабавить и околпачить дикарей, получить их одобрение и голоса. Эти съезды повергли меня в изумление. О них кричали все газеты. Их показывали по телевидению и в кино. Здешняя публика любит такие зрелища. Сторонники той или иной партии, как стадо баранов, валили в огромный зал, горланили песни, курили, пили и орали как сумасшедшие. Размахивали плакатами. Маршировали. Доводили себя до исступления,

припадая к стопам своих кумиров в знак обожания. Чтобы протащить баранов рангом повыше к вершинам величия и власти над простыми стадными баранами, вожаки рангом пониже действовали очень хитро: напускали побольше туману, шли на всевозможные уловки. Каждый ждал услуги за услугу. Это был неписаный закон. Кандидаты слушали не краснея, как продажные ораторы, зазывалы и охмурялы изображали их чуть не ангелами во плоти, которые могут спасти Америку от любой напасти.

Этот спектакль делается продюсерами телевидения за деньги. Дикари очень любят этот религиозный ритуал. Они просто обожают его. Многое ставится на карту. Если в борьбе побеждает Главный Осел, каждый осел в стране, припадавший к его копыту, надеется извлечь из этого выгоду. Если же битву выигрывает Главный Слон, каждое толстокожее в стране рассчитывает набить брюхо и откормить рыло у общественной кормушки.

А безмозглые стадные бараны, те, что платят за все, и понятия не имеют о происходящем. Восторженным блеянием они восхваляют своих пастырей, которые стригут их шерсть.

— Для блага народа, — говорят кандидаты, — для страны!

Но это все то же старое — услуга за услугу — вранье, вздор, надувательство, тщательно замаскированное общей истерией.

Речи кандидатов просто ошарашивали меня. Послушать их, так выходило, что кандидат, будь то Слон или Осел, может дать избирателям больше, чем кто-либо другой. Кредита — больше. Автомобилей — больше. Трущоб — больше. Бомб — больше. Дорог — больше. Обеспеченности — больше. Доходов— больше. Расходов — больше. Свободы — больше. Долгов — больше. Образования — больше. Невежества — больше.

Кандидаты обещали, что малый бизнес станет большим, а большой — еще больше. Рабочие станут получать больше денег, а работать — меньше. Чернокожие станут больше похожи на белых. Фермеры выручат больше долларов за меньшее количество пшеницы.

Я не верил своим ушам, а белые дикари лучились от счастья. Кандидатов восхваляли, им аплодировали, им поклонялись. Дикари пребывали в каком-то счастливом помешательстве.

У Главного Слона был доверенный вице-слон, который ему поддакивал, вторил и помогал расширять власть над незадачливыми баранами. У Главного Осла был вице-осел для тех же целей. Но Главный Слон и Главный Осел не очень-то доверяли вице-слону и вице-ослу, ибо (и это знали все) последние метили на их место и всеми правдами и неправдами были готовы добиваться этого места, в то время как Главного Слона никак не прельщало место вице-слона, а Главного Осла — место вице-осла.

Конкуренция политических полубогов создавала нездоровую обстановку, вызывала нехорошие чувства, ибо Главный Вождь достиг вершины и выше идти уже некуда, а у его помощника была возможность подняться еще на одну ступеньку и стать Главным Вождем. Главный Вождь знал: случись с ним беда, помощник займет его место, но никогда его не украсит. Поэтому Главного Вождя всегда окружали солдаты, врачи, шпики и охранники, чтобы защитить его от сумасшедших, бактерий, террористов и — собственного помощника. Тот же, со своей стороны, должен был при народе всячески подчеркивать свое лояльное отношение к Главному Вождю и в то же время не упускать даже самой малой возможности обзавестись собственным окружением, выжидая, когда Главного Вождя прихлопнет какой-нибудь негодяй.

Политические кампании, проведение которых многие наивно считают борьбой за справедливость, начались и приобрели размах осенью. Главные Кандидаты и их помощники готовы были со сна произнести любую речь. Их рты открывались с большой эластичностью, языки с шумом перемалывали слова.

Они с благоговением выполняли священный ритуал: колесили по стране, целовали младенцев, завоевывали популярность и разводили демагогию. Они обещали содрать с народа уйму денег в виде налогов и вернуть ему часть их в виде благ, даруемых государством. Народ ликовал. Кандидаты обещали даже сократить налоги и увеличить блага, даруемые государством. Народ ликовал пуще прежнего.

Даже если кандидат отдавал себе отчет в том, что говорит, он не всегда знал, где находится. Выступая в Нью-Джерси, кандидат говорил аплодирующим баранам, что он счастлив снова оказаться в Аризоне.

Кандидаты, словно хамелеоны, постоянно меняли цвет, приспосабливаясь к окружению. Приехав в Арканзас, кандидат, который никогда не держал в руках мотыги и не выносил пойла свиньям, прикидывался эдаким работящим фермером. В Чикаго он был сталеваром с крепкими мозолистыми руками. В Пенсильвании выдавал себя за бывшего углекопа. На Мэдисон-авеню он представал скромным гением рекламы в костюме от «Брукс бразерс». Агитируя за себя в Голливуде, он подделывался под самых отъявленных реакционеров. В Гарлеме он становился филантропом, любящим негров, а в Новом Орлеане — гурманом, обожающим французскую кухню. В Висконсине он с одобрением отзывался о качестве сыра и профсоюзах, а в Каролине горячо поддерживал идею автономии этого штата. В Вермонте он, ухмыляясь, называл себя «чертовым янки», а в Техасе, надев ковбойские сапоги, выкрикивал лозунги южан. Он был за мир, прогресс, благосостояние и — за себя. Он старался угодить всем, а в результате каждый здравомыслящий дикарь начинал его презирать.

Все делалось ради голосов. Каким захватывающим зрелищем было выступление Главного кандидата! Его портрет, увеличенный во сто крат, выставлялся для восторженных идолопоклонников. Они размахивали флагами и платками, топали и выкрикивали приветствия. Там, где нужно, аплодировали. И кандидат делал паузы в нужных местах, чтобы сорвать аплодисменты. Вы бы посмотрели, какое довольство выражало при этом его честное лицо! Как ему нравились согласие и аплодисменты тупоголовых баранов! В своей речи он всегда давал им понять, что он самый большой баран! Доказательством могли служить его высокие моральные качества, достойное похвалы поведение и благочестие, отмеченные его близким родственником — Великим Белым Отцом небесным.

По сути дела, языческая богиня Политика всего лишь о двух головах, и кандидат мог стать идолом лишь на пятьдесят процентов, но о его близости к Великому Белому Отцу небесному так много говорилось, что дикари в это твердо уверовали.

Все — лишь бы получить голоса. Дикари увлекались этим примитивным ритуалом почти как первенством по бейсболу, поэтому они радовались, что политические игры проводятся каждые четыре года.

Чем холодней становилось, тем жарче распалялись политические страсти. Одна партия вдруг обнаружила, что другая собирается пообещать рабочим больше денег и меньше работы — тридцать пять часов в неделю. Тогда другая с ходу пообещала тридцатичасовую неделю и еще больше денег. Как это ловко придумано и в политике и в религии: кто обещает больше других, тому и верят.

Кандидаты отбросили всякие церемонии. Атаки и контратаки следовали одна за другой. Поминались и ложь, и некомпетентность, и пренебрежение к долгу, и разложение, и злоупотребление властью. Обвинений было слишком много, чтобы их Перечислить.

Американские дикари любили эту глупую игру, эту пышную кампанию. Как и в религиозных обрядах, им нравилась театральность, форма. Они часами сидели как приклеенные, смотрели в телевизор, и слушали, и ликовали, и шикали на ослиных и слоновых кандидатов. Эти тупицы хлопали громче тому, кто давал им больше обещаний. Они никак не могли сообразить, что правительство может дать им только то, что сначала содрало с них же, и то лишь малую толику. Американцы воображают, что у них демократия (то есть власть народа). На самом же деле у них плутократия плюс толпократия. А вернее всего — овцекратия.