Дурацкий способ
Шрифт:
Накануне вечером мы смотрели «Судный день».
Вот это был фильм так фильм! В нем толпа разорвала человека на части голыми руками. Эта кинокартина напомнила мне пьесу «Эквус», которую мы видели несколько дней назад, где герой, тринадцатилетний мальчик, ослепляет шесть лошадей, выколов им глаза обыкновенным гвоздем. Выйдя из театра, мы с женой взяли такси, а не пошли домой пешком потому, что в тот день газеты с большим смаком сообщили, как утром почти возле самого нашего дома два бандита пристрелили человека, сунули его в багажник украденной автомашины, а потом бросили труп вместе с машиной возле госпиталя. И хотя преступники оставили торчащую из багажника голую ногу жертвы, прошло два часа, прежде чем полиция обнаружила это.
Так как на экране телевизора вот уже несколько минут как прекратилась пальба, я пробежал глазами
Рекламная передача «Три дня Кондора» прервала фильм об ограблении банка, и актер Роберт Редфорд закричал с экрана: «Я знаю, меня хотят убить!» Взрыв артиллерийского снаряда оборвал рекламный ролик. Не выдержав, я начал переключать программы, надеясь найти что-нибудь поспокойней, но поймал только обрывки передач о похоронах полицейского, которого убил какой-то торговец наркотиками; о самом последнем покушении на президента и старый, сороковых годов, фильм, где американцы разносят в щепы бомбами какой-то город в Германии.
Я прилег на кровать и открыл свежий роман, где нашел самое подробнейшее описание изнасилования, ничем не отличающееся от сотен других изнасилований, о которых я читал в других не менее свежих романах за последние два года.
Отставив книгу, я решил пройтись до угла и купить ранние выпуски вечерних газет, чтобы посмотреть, не был ли кто похищен за это время. В газетах были хорошие новости: американские миллиардеры заработали еще кучу денег на продаже оружия. Были и плохие новости: сообщалось, что в «День Колумба» было задавлено транспортом несколько сотен человек.
По дороге домой я успел прочесть о допросе Говарда Ханта, а войдя в квартиру, услышал телефонный звонок. Звонил один мой старый приятель, с которым мы когда-то вместе служили в ВВС, — теперь он служит в стратегической авиации. Извинившись за поздний звонок, он рассказал, что только что вернулся из патрульного полета с атомными бомбами на борту. Надо сказать, именно этому приятелю ЦРУ когда-то пыталось поручить вести переговоры с мафией насчет убийства Фиделя Кастро. Я не стал с ним долго растабарывать, потому что сильный взрыв на улице потряс наш дом до основания. Это какой-то тип подложил в знак протеста динамит под государственное учреждение напротив. Снова включив телевизор, я опять услышал крик Роберта Редфорда о том, что все, кого он знает, хотят его убить.
Потом священник произнес молитву о ниспослании мира и спокойствия на землю, и я погасил свет в спальной, предварительно проверив, нет ли где в комнате ядовитой змеи, затем улегся в кровать, сунув под голову заряженный пистолет, и долго еще лежал с открытыми глазами, с тревогой следя за пробегающими по оконным занавескам теням, а потом провалился в сон.
Стерлинг БРАУН
СОЕДИНИТЕЛЬНЫЙ ИЛИ РАЗДЕЛИТЕЛЬНЫЙ
(Рассказ о том, как выбирают в Алабаме)
Перевод Н. Колпакова
Безопасности ради, хотя он теперь служит лейтенантом в армии США и вряд ли когда вернется на Юг, назовем его Хаустоном. Роста он был невысокого, какой-то болезненный, с лицом нежно-шоколадного цвета. Я встретился с ним впервые в Бирмингаме, штат Алабама, в Федеральной комиссии по урегулированию споров по найму на работу, где он после краткого знакомства со мной рассказал, сколь он удручен теми тяжелыми условиями жизни, что существуют для негров в южных штатах. Родом он был, судя по его несколько протяжному выговору, южанин и окончил, как выяснилось, институт Таскеджи —
Вторично я встретился с ним в маленьком городе штата Алабама, где он работал преподавателем в школе. Он по-прежнему охотно вступил в разговор со мной и начал рассказывать обо всем каким-то резким, дрожащим от напряжения голосом, хотя раньше я этой дрожи не замечал в нем. Факты, а отсюда и чувство глубокой горечи переполняли его. Ему, как и многим другим неграм с высшим образованием, страстно хотелось получить право голоса. Он досконально изучил всю технику лишения негров избирательных прав в Алабаме и систему политического надувательства в этом штате Америки. Он саркастически высмеивал тех негров, которые просили его растолковать им такие «конституционные» вопросы, как, например: что означает выражение «non compos mentis» (не в здравом уме)? И как его можно использовать в юридической защите? Однако он прекрасно понимал, сколь глубоко укоренился в них тот символ, что красовался в верхней части всех избирательных бюллетеней, используемых на выборах в Алабаме: петух с раскинувшимися над ним дугой словами «Белое верховенство», а под ним «За справедливость». Он заметил, что если господство белых символизируется белым петухом, то социальная значимость негров может символизироваться цыпленком, причем цыпленком полудохлым, вялым и апатичным, всегда дрожащим от страха. Он рассказал мне со смаком о той трагикомедии, временами переходящей в фарс, которая разыгралась, когда он пытался зарегистрироваться в качестве избирателя в окружной избирательной комиссии.
Зная все тонкости дела, он первым долгом купил в рассрочку в магазине у белого владельца радиоприемник и открыл у него счет расходов. То был первый счет, открытый им в этом городке, и он давал право владельцу магазина поручиться за парня, когда начнется регистрация избирателей. Две недели спустя он обратился в окружную избирательную комиссию с заявлением.
Чиновники, ведающие регистрацией, спросили его:
— У вас есть облагаемое налогом недвижимое имущество стоимостью в триста долларов?
Хаустон, естественно, ответил, что такого у него нет, и добавил, что, по его мнению, имущественный ценз является альтернативой образовательному цензу. Ему заявили, что он ошибается, — он должен иметь недвижимость на триста долларов или сорок акров земли. Казалось, вопрос исчерпан и можно уходить. Однако Хаустон был не таковский. Он выждал несколько минут и спросил, может ли он подать прошение в комиссию с просьбой зарегистрировать его. Ему сказали: «Пожалуйста!» — но предупредили, что это ничего не даст и комиссия вряд ли ему поможет — поскольку он не имеет собственности, то все шансы против него. Кроме того, сказали ему, нужны два коренных жителя этого города, которые поручились бы за его добрую репутацию.
Он назвал торговца, у которого купил радиоприемник, и владельца магазина готового платья, у которого купил несколько сорочек.
Когда пришло время, первый торговец заявил, что он рад бы пойти поручиться за него, но ему сейчас не на кого оставить магазин. Вот разве позднее, на следующий день. Хаустон поблагодарил его. Назавтра он позвонил ему, но в этот день торговец был сильно занят и никак не мог вырваться, однако пообещал найти время на следующий день. Хаустон опять поблагодарил его за отзывчивость и готовность помочь человеку. На третий день этот лавочник заявил, что он не знает точно, будет ли он свободен в ближайшие дни («ужас, сколько дел!»), но дал слово, что обязательно сходит с ним до того, как регистрация избирателей закончится. Дня два спустя лавочник сказал Хаустону, что он до невозможности устал и идти не сможет. Таким образом, регистрация избирателей закончилась без них, и Хаустон остался с носом. Через неделю парень зашел в магазин и уплатил сполна всю оставшуюся сумму за радиоприемник. Торговец заявил, что он весьма сожалеет о случившемся, у него просто не было никакой возможности пойти и сделать «сие небольшое одолжение», но он еще раз дает слово, что искренне будет рад сделать все, что нужно, когда регистрация избирателей начнется в ближайший месяц. Хаустон сказал, что позвонит ему через месяц.