Дурак космического масштаба
Шрифт:
— Разгон займет минут 40, - сказал лендслер. — И плюс стыковка с госпиталем.
— Через 40 минут нота Грегора будет у тебя на руках. Абэ, Колин. Да, чтобы ты был в курсе — Энсель больше всего мечтал именно о твоей голове!
Я улыбнулся, вспоминая, как выхаживал меня Домато. Поил с ложечки и охранял от химер. Куда бы я не выплывал из бреда, везде находил его водянистые глаза и длинную унылую физиономию. Верно, дух мой утомился блуждать, и лодка, в которой он плыл по реке смерти, просто не смогла найти берега,
И воспаление прекратилось. Мне объяснили потом, что в имперском госпитале программу лечения выстроили неправильно, пытались подавить иммунитет, чтобы качественнее прооперировать, но это был не привычный им иммунитет, а тот зверский коктейль, который достался мне от эйнитов и алайцев. И началось отторжение организмом собственных клеток. Последствия я видел и сейчас: в тех местах на теле, где были язвы — остались глубокие шрамы. Их стимулировали и заращивали, но это была уже простая работа. Я быстро шёл на поправку, удивляясь этим жутким ямам по всему телу и слабости.
Когда меня неделю назад доставили на Кьясну — я даже не мог встать. Дара к лечению подошла весьма экстравагантно. Сначала высказала всё, что думает по поводу тупоголовых идиотов, которые наделают детей, а сами бросаются топиться. А потом положила мне на живот малую.
Мы оба обалдели — и я, и Пуговица.
Она растопырила глазёнки и от изумления описалась.
Я, кажется, как-то сдержался.
Выдача моей персоны окончательно испортила репутацию Колина в среднем армейском звене. Там полагали, что нас с ним связывают более-менее дружеские отношения. Но Колин, не моргнув глазом, "продал" меня экзотианцам, чем вызвал бурю в стакане воды: ведь среднее звено ничего не решало в армаде.
Я фыркнул. Вчера я уже был в состоянии просмотреть, что про всё это пишут.
По версии экзотианских писак — на Тэрре случилась техногенная катастрофа, вызванная взрывом в лаборатории, где производили порошок живых кристаллов. В наши новостные линии — вообще почти ничего не попало.
— Но как вы успели потом стартовать? — спросил я. Этого я сам не мог взять в толк. Экзотианские корабли должны были появиться минут через 5-10 после остановки купола. — Что-то ещё случилось непредвиденное?
Дьюп пожал плечами.
— Там не было ничего сложного. Просто не следовало торопиться. Мы выждали по максимуму и дали себя заметить только тогда, когда по моим расчетам из зоны Мэтью должны были выйти наши, якобы "спасательные" корабли. Расчет и немного везения, ничего больше.
Что это было за везение я узнал потом от Роса.
Оно было весьма наглое и дерзкое, это везение. Даже, как я понял, бессовестное.
Обе наши шлюпки в лоб пошли на экзотианский резерв. Там засуетились и заподозрили подвох: не каждый брандер можно, например, расстреливать с такого маленького расстояния.
А пока капитаны потели, размышляя, что предпринять, из прокола вышли шесть наших кораблей. Шлюпки метнулись к ним и, благодаря некоторому замешательству с обеих сторон, успели развить скорость и юркнуть в зону Метью.
Экзотианцы тем временем запросили
Командующему, видимо, не хотелось, чтобы нас опознали. Не важно — свои или чужие.
Дьюп снова посмотрел в окно.
— Ты кого-то ждёшь? — спросил я.
— Пожалуй, — согласился он. — Только не все разговоры тебе пока полезны. Твоё дело — побольше спать.
Я закрыл глаза. То, что смерть от избытка информации мне не грозит совершенно — было ясно как божий день. Но скажи, ожидание какой встречи могло заставить моего невозмутимого друга три раза подряд посмотреть в окно?
Глава 41. Коварные маски сна
Приснилось ли мне что, или разбудил какой-то случайный звук, но я проснулся, и заснуть больше не мог.
В комнате было не очень темно — за окном висела голубоватая луна Кьясны. Казалось, всё вокруг спит, но я кожей ощущал, что не всё!
Встал, как-то оделся, не зажигая имеющегося на такой вот крайний случай электричества, вышел в тишину сонного двора.
Было тепло и влажно, почти безветренно. Тени огромных листьев евгеники шевелились едва-едва. Кусты юкки качались основательнее — там шла бурная ночная жизнь зелёных кьючьи — маленьких насекомоядных птичек.
Я прошел наискосок мимо общей спальни для юношей. Чуть поодаль стоял одинокий дом мастера войны, Эйчэ. Окна не светились, кроме, пожалуй, одного. Оно было ярче на самую малость, словно в глубине комнаты лежал газовый шар, которыми эйниты любят освещать вечером дома. Хозяин комнаты мог и спать, оставив на столе "подсветку", но я почему-то был уверен, что именно там меня и не хватает.
В окно я постеснялся. Двери по здешним обычаям не запирались. Я миновал прихожую и застыл на пороге комнаты, у которой и дверей-то не было, лишь прозрачная занавеска.
Кто-то, сидящий спиной к голубоватому квадрату окна, длинноволосый, в длинной одежде, курил кхару. Я не знал этого запаха, но тонкий голубой дым и длинные палочки для курения, сразу четыре, замысловато удерживаемые одной рукой — это я видел на голо. Кхара, харка, горькая — страшный наркотик с Джанги. Говорят, что его дым способен свести человека с ума буквально в пару минут. Курят кхару сумасшедшие или законченные наркоманы, которым уже ничего не страшно.
Но я дышал голубоватым дымом, и со мною не происходило ничего более странного, чем ранее. И ступор прошёл.
Я обвел глазами комнату. Тени медленно обрастали плотью. На столике справа действительно лежал едва светящийся шар. Рядом сидел Дьюп в разрезанной на груди рубахе, открывавшей могучую грудь, рукава рубахи были собраны выше локтя. Наверное, что-то тайское? Проводящих в комнате было с полдюжины, они расположились тесной группкой в правом углу. Куривший чуть улыбнулся, в одежде проступила синева, и я узнал Ньиго. Мы встретились глазами. Я покачнулся от неожиданной глубины контакта и едва не упал. Косяк выдержал, но занавеска осталось у меня в кулаке.