Дурак космического масштаба
Шрифт:
На зубах скрипело, несмотря на двойную защиту — дезактиватор и боевой костюм, нагревшийся гэт оттягивал руки, его магнитная балансировка, завязанная на излучение защитного костюма, съехала куда-то в область шеи, и сбившийся поисковый импульс колол мне кожу всё навязчивее. Будь у меня третья рука, я начал бы чесаться, как шелудивая собака. А будь ещё одни мозги — может, и думал бы. Но я не думал.
О чем, если выбора нет?
Вошёл в кусок коридора, загороженный силовыми щитами. Отбросил у мерцающего контура гэт в сторону распластавшейся по стенам охраны. Контур завизжал, и я отцепил импульсник, потом кластер с кумулятивными
Я перешагнул через условный порог — струившуюся по камням синюю жилку силового щита — и увидел эрцога.
Я видел его на голо, но личного впечатления это не испортило. Некуда было портить. Есть лица некрасивые, изуродованные людьми или природой, а есть — уродливые по своей сути. Физиономия Энселя Айктииана относилась к последнему типу. У него было не просто некрасивое лицо — оно вызывало желудочный спазм. Да и пахло в этом, отгороженном щитами конце коридора не самым приятным образом. Дезактиватор отреагировал и впрыснул что-то мне в кровь. Шея зачесалась уже нестерпимо. Хэммет та мае!
Эрцог был один. Он разгадывал меня, опираясь на воздушное кресло, из тех двух, что зависли над необработанным каменным полом. Кресла — это хорошо, можно будет передохнуть…
Мне казалось, что я весь покрыт слоем пыли — мы многообразно долбили и взрывали камень. Эрцог тоже был серым. Он не ожидал, что нападение окажется не камуфляжным, а самым настоящим. С тем оружием, применение которого оговорено мораториями и не используется при колонизационном захвате планет. Война между Содружеством и Империей не была в умах чиновников настоящей войной. Им казалось, что идёт сложная игра по выдавливанию противника из колонизационных зон, не более. И он не ожидал, что мы начнём воевать всерьёз. Это было против всех, подписанных правительствами деклараций о максимальном сохранении стабильности биосферы, и эрцог струсил. Ему казалось, грань войны может пройти где угодно, но не поперёк его личного кабинета.
Страх не отразился в чертах кровавого ублюдка, но я всё равно замечал его следы — в глазах, в нездоровом цвете кожи.
Я пожалел бы старого мерзавца, но я жалел в этот момент Влану, которая умрет потому, что умрёт он. Нет бы этой мрази пойти да повеситься.
А ещё я видел, что эрцог моих эмоций прочесть не может. Или читает, но не в состоянии понять. Ведь я в этот момент повис между смертью и любовью. Я и его любил, потому что он тоже являлся куском этой Вселенной, где моя девочка ещё была жива.
Эрцог смотрел на меня, и мозг его перегревался, я чувствовал. И вдруг глаза изменили выражение — он определился. НЕ ПЫТАТЬСЯ ПОНЯТЬ. ПРОСТО ИЗБАВИТЬСЯ ОТ МЕНЯ.
Ублюдок поднял руку и провел от угла рта вниз, чуть зацепив нижнюю губу. И меня затошнило вдруг. А он расплылся в улыбке.
Психофизика, понял я. Эрцог проверяет, поддаюсь ли я магии связок жестов и мимики.
Я поддавался. Но успевал осмысливать. И это ему не совсем понравилось.
Он горизонтально рубанул рукой воздух, и мою грудь залила боль. Сердце, скорее всего.
Да, эрцог был ас в программировании тела… Я отстранился мысленно от самого себя и видел, как моя фигура судорожно дёргается
Тогда я сжал пальцы в кулак, и пальцы послушались меня.
Я шагнул к одному из воздушных кресел, сел. Грудь ныла, залитая болью, словно расплавленным металлом. Но — не более этого.
— И что дальше? — спросил, всё ещё удерживая сознание в некоторой отстраненности от тела. — Какие-то приказы я, может, и исполню по незнанию. Но их будет не много. С чего ты взял, что разум должен подчиняться всей этой телесной мути?
Я выбил его из логики происходящего словом "разум".
Не разум мой отстранялся сейчас от тела, только душа. И логика моя была совершенно иной, не логикой разума. У души — своя логика.
Моё поведение и без того было для эрцога загадкой. Как вопрос, на который невозможно ответить ни да, ни нет. Помнишь, в детских стишках? "Вы перестали пить коньяк по утрам, леди? Не перестали? Значит пьёте? Перестали? Так вы уже алкоголичка, милая?" Это и есть допричинность. Когда в одном — оба взаимоисключающих начала сразу. Сросшееся "да" и "нет".
— Пытаясь одурманить меня химией в воздухе и посылая телу невербальные приказы, ты, может, и добился бы чего-то при ином раскладе причин, — продолжал я, наслаждаясь минутами отдыха. — Но я не связан чужими приказами и обязательствами. Я сам пришёл тебя убить. И свободен в своей воле, если ты понимаешь, о чем я. И верю себе.
Руки мои налились вдруг свинцом, и я тут же отстранился, наблюдая за телом. Знал уже, что, потеряв связь со мной, оно станет неподатливым для чужой воли. Потому что эрцог пытался завладеть моим разумом, моими реакциями, он не в состоянии был, как борус, заменить всю систему связей.
Я повел плечами, и тело послушалась меня. Правда, левое запястье всё ещё подергивалось на подлокотнике.
Посмотрел на него ласково и с любовью: это была МОЯ рука…
И она обмякла.
И я поднял глаза.
На меня смотрел старый жалкий карлик, похожий на усыхающую поганку.
Вот от такого человеческого недоразумения и зависят порой судьбы миллиардов более умных, добрых и здоровых…
Да, я и его любил. Не природа изувечила этого человека. Власть над другими проела его мозг. И смотрела сейчас на меня сквозь пустые глазницы. Пустота человеческой власти. И пустота ума, лишенного высших связей с бытием, через нити души. Те, что вплетаются в мировую паутину, заставляют нас тосковать в пустоте одиночества среди себе подобных, пока мы не скользнем бусинами в теплое материнское небытие. Мало кто сохраняет изначальное тепло одиночества. Очень трудно быть сразу мертвой и живой бусиной, как требует от нас Вселенная.
Я встал. Наитие проснулось во мне внезапно, как и всегда. И, как и всегда, повиновалось оно не мне. Я поднёс сжатый кулак к губам, а потом несильно укусил сам себя за запястье…
Нет, Эрцог не владел тем, что я ощущал в Дьюпе или Локьё. Его внутреннее равновесие было нарушено до меня. А психофизические приёмы — не спасли. Разум мой ещё в академии был подготовлен психотехниками, и внушению я поддавался слабо. А в плане допричинности — не ему было со мной играть.
Допрашивать эрцога тоже оказалось несложно. Но малополезно: он знал совсем не то, что хотелось узнать мне. Единственное, что я выбил из него — где Агескел.