Дураки, дороги и другие особенности национального вождения
Шрифт:
Царский «Делоне-Бельвиль» угоняли у Ленина дважды, первый раз прямо от подъезда Смольного – контрабандисты, – машину нашли на границе с Финляндией. Во второй раз ее у вождя экспроприировал бандит Яков Кошельков, когда Ленин с сестрой Марией и всего лишь с одним охранником ехал в подмосковный детдом с бидоном наидефицитнейшего тогда молока – в дар детям.
Яков сотоварищи, вооруженные до зубов, закосили под революционный патруль, остановили машину в Сокольниках. Прочитав в путевом листе фамилию «Ленин» как «Лепин», Кошельков машину отобрал, а Лепина послал. О молоке ничего не известно.
Говорят, поначалу вождь сокрушался, что
Вернулся – вломил Дзержинскому, Дзержинский вломил своим чекистам: «Найти машину из-под земли!» Историки свидетельствуют – Яков Кошельков тоже сокрушался, что ту фамилию тогда не разобрал. Разобрал бы – пристрелил. И изменил бы ход Истории.
Особенно Яков сокрушался, когда чекисты обложили его за ту машину, «на хазе», и пришлось ему пустить в висок пулю – очень сокрушался Кошельков.
«Роллс-Ройсы» Ленина угонять уже никто не посмел. У того «Роллс-Ройса», что стоит сейчас в музее Ленина на Красной площади, знаменитая летящая фигурка «Леди экстаза» на капоте – вторая. Первую закрепили там после смерти вождя, при организации музея его имени, уже роскоши не стесняясь.
Фигурка «Леди экстаза» просуществовала на капоте ленинского «Роллс-Ройса» много десятилетий. До экскурсии, на которой экскурсовод с особым вдохновением рассказывала, что каждая фигурка уникальна, каждую леди делают пятнадцать художников по металлу из чистого серебра, полируют только порошком из измельченных косточек черешни и стоит она пять тысяч долларов. Не учла экскурсовод только того, что экскурсантами были пэтэушники – сперли фигурку за полторы секунды.
А пэтэушники не учли, что экскурсовод то ли не знала, то ли соврала – не из серебра, а из сплава меди, цинка и никеля изготовлена «Леди экстаза».
КАК НА МАШИНЕ Я ОБОГНАЛ САМОЛЕТ
Как научиться не бросать педаль сцепления
– Слушай, душа моя... – говорит режиссер Виталий Игнатьевич, взяв меня за рукав.
Он всех, кому что-то говорит, берет за рукав и называет «душа моя» – может, просто имен не запоминает? Но сердце у меня замирает: вот он, мой звездный час! Сейчас Виталий Игнатьевич скажет: «Попробуй-ка сыграть этот эпизод за Сашу, что-то у него не получается».
И я войду в свет юпитеров... Нет, сначала гримеры меня загримируют, костюмеры оденут, потом я войду в свет юпитеров, застрекочут камеры, и... все ахнут: «Какой замечательный, оказывается, артист скрывался в этом инженеришке с автозавода!»
– Душа моя, – тянет Виталий Игнатьевич, – займись, пожалуйста, на досуге Мариной Дюжевой, научи ее ездить, хоть немного, а то, понимаешь, не всегда за рулем может сидеть ее дублерша. Ладно?
Я киваю, расстроенный до слез: не случилось звездного часа.
Мало того – роль отбирают. Дело в том, что «дублерша» актрисы Дюжевой – это я. На меня напяливают противную, тесную, пахнущую чужим потом женскую одежду, такую же, как у нее, только на несколько размеров больше, парик и широкополую шляпу и снимают за рулем на мелких планах, проездах, когда мелькаешь на экране не больше секунды.
Что ж, мы люди подневольные, маленькие, сегодня же начну учить эту фифу за руль держаться. С этой минуты я начинаю к Дюжевой
Ну, вообще-то она, конечно, искренняя, детская какая-то, глаза такие сияющие... А здесь, в «Похищении века», в этой элегантной широкополой шляпе, в этих плотно облегающих бедра джинсах, она просто очаровательна; к такому выводу прихожу я не без внутреннего сопротивления.
И теплым осенним вечером мы катим с Мариной по улицам Ялты. Я пока за рулем: мне надо вывести машину на Севастопольскую трассу и уже там дать ей руль. Разговариваем о пустяках, но чувствую я себя скованно: терпеть не могу учить ездить. Честно говоря, я и учил-то в своей жизни до Марины всего троих, да и те – солдатики, в армии это было, где служил я офицером-двухгодичником после Московского автомеханического института.
И до чего же бестолковые попались мне солдатики: уже с правами, автошколы пооканчивали, а машина у всех троих козлом скакала – все трое не могли сцепление плавно отпустить. Сколько слов и мата я тогда на них потратил: «Не бросай, гад, сцепление!» Ничего не помогало, пока какой-то грамотный офицер меня не надоумил:
– А ты врежь по шее – знаешь, как рефлекс закрепляется?..
И действительно, хотите – верьте, хотите – нет: врезал каждому по разу – все как по маслу, второго раза не потребовалось. Но там – солдаты, здесь – артистка, причем известная, может, надо как-то по-другому?
Разговариваем с Мариной, пока я кручу баранку по тесным ялтинским улицам. Оказывается, имя Марина она не любит и сама себя зовет Машей, так же ее зовут и друзья. Ездить она училась в Москве, специально для этих съемок, но прав не получила и никогда получать не будет, потому что на экзамене по вождению идиот гаишник приказал ей остановиться и заорал:
– Вон из машины! Ты не то что ездить – сидеть в ней не имеешь права!
Тут от моей неприязни к артистке не остается и следа, и в пику гаишнику я решаю Дюжеву только хвалить и за оставшееся время съемок научить ее ездить по-настоящему, а не только для «крупных планов».
– А как вы, Юра, на эти съемки попали? – вдруг спрашивает она. – Ведь вы, по-моему, на автозаводе работаете?
– Работал, да. Испытателем. Уволился... – мучительно тяну я в ответ, не желая рассказывать ей свою историю. – Здесь гораздо больше платят.
Она кивает: понятно. Ну зачем мне рассказывать ей, что я три последних года работал стажером экспортного отдела АЗЛК, что всем нам приходилось подсиживать друг друга, чтобы быстрее вырваться за границу представителями завода, что и задницы всему начальству приходилось вылизывать до блеска, и огороды им вскапывать, и дачи строить? Сказать ей, что однажды я не выдержал, послал такую жизнь на хрен, и мне предложили уволиться, да, на мое счастье, попался мне в те дни Виталий Голубев, директор этой вот самой картины «Похищение века», стереоскопической, то есть объемной, eе надо смотреть в спецочках, картины, где она снимается? Что был я как бы личным механиком его новехонького «Москвича» и что оформили меня по договору на эту картину «инженером-консультантом», а на самом деле – мальчиком на побегушках? Это мне, что ли, рассказывать артистке Дюжевой?