Дурная кровь

Барнс Дженнифер Линн

Пятерка восхищается работой своих рук. По твоим конечностям стекает кровь.

Пройдут часы, прежде чем вернутся остальные. Часы, прежде чем они спросят тебя,

стоит ли умереть Кэсси и её друзьям.

Нет. Нет. Нет.

Это — ответ Лорелеи и всегда им будет. Но Лорелея недостаточно сильна,

чтобы

пережить это. Лорелеи здесь нет.

Сейчас здесь только ты.

ГЛАВА 42

Предупреждение и угрозу разделяла тонкая черта. Я хотела верить в то, что, когда

Кейн Дарби сказал мне уехать из города, он предостерегал меня, а не угрожал мне. Но

если время, проведенное с ФБР, чему-то меня научило, так это тому, что жестокость не

всегда бурлила прямиком под поверхностью.

Иногда серийные убийцы цитировали тебе Шекспира. Иногда самыми опасными

оказывались те, кому ты доверял.

Неконфликтное поведение Кейна Дарби было не более естественным, чем

привычка Майкла напрашиваться на неприятности. Такое спокойствие могло появиться

лишь двумя способами: либо он рос там, где эмоции считали неподобающими — и

наказывали за каждый их выплеск — либо только спокойствием он мог контролировать

окружающую обстановку, где он всегда опасался взрывных эмоций кого-то другого.

Пока я обдумывала это, меня догнал Дин.

— Я дал вселенной обещание, — сказал он, — если Лия выберется оттуда целой и

невредимой, я сорок восемь часов не буду мрачно о чём-то размышлять. Я куплю цветную

футболку. Я спою в караоке и разрешу Таунсенду выбрать песню, — он краем глаза

взглянул на меня. — Что-то узнала от сына Дарби?

Ответ на вопрос Дина застрял у меня в горле. Мы шагали по Главной улице, мимо

викторианских витрин и исторических памяток, пока перед нами не показались железные

ворота аптекарского сада.

— Кейн сказал, что он был любимым сыном, — наконец, произнесла я. — Он

винит себя за это. Думаю, он остается в Гейтере в качестве наказания за, цитирую,

«выбор», который он сделал «очень давно».

— Ты говоришь о нём, — заметил Дин. — Не с ним.

— Я говорю с тобой.

— Или, — мягко возразил Дин, когда мы остановились у ворот, — ты боишься

забраться слишком глубоко.

За всё время нашего знакомства Дин никогда не заставлял меня забираться в чужие

головы глубже, чем я хотела. Он мог усмирить своё желание защитить меня, мог

профилировать вместе со мной или не мешать мне — не более. Но сейчас Дин

беспокоился не о моей безопасности.

— В твоём старом доме ты

почти что-то вспомнила. Что-то, что часть тебя

отчаянно хочет забыть. Я тебя знаю, Кэсси. И я не могу перестать думать о том, что ты

забыла целый год своей жизни, не потому что ты была маленькой и не из-за какой-то

травмы. Только с момента нашей встречи ты пережила множество травм, но никогда

ничего не забывала.

— Я была ребенком, — возразила я, ощущая себя так, словно он меня ударил. —

Мы с мамой уехали посреди ночи. Мы никому не сказали. Не попрощались. Что-то

произошло, и мы просто уехали.

— И после этого… — Дин взял меня за руку, — были только ты и твоя мать. Она

— это всё, что у тебя было. Ты была для неё всем, и она хотела, чтобы ты забыла. Хотела,

чтобы ты танцевала.

— Что ты пытаешься сказать? — спросила я у Дина.

— Я пытаюсь сказать, что ты забыла о своей жизни в Гейтере ради неё. Не думаю,

что твой мозг пытался защитить тебя. Думаю, он пытался защитить единственные

отношения, которые у тебя остались, — Дин дал мне осмыслить свои слова и продолжил.

— Думаю, ты не позволяла себе помнить свою жизнь здесь, потому что тогда ты бы

злилась на неё за то, что она отняла её у тебя, — он сделал паузу. — Ты бы злилась, —

продолжил он, — потому что из-за неё у тебя больше никогда не будет чего-то такого. Она

сделала тебя центром своей жизни, а себя — центром твоей. А учитывая то, что мы знаем

сейчас — о Владыках и о Пифии — думаю, теперь ты боишься того, что ты можешь

вспомнить о Гейтере, даже больше, чем когда ты была ребенком.

— И поэтому я говорю о Кейне Дарби в третьем лице? — резко спросила я. Я

миновала железные ворота и зашагала по каменной тропинке аптекарского сада. Дин

последовал за мной. — Потому что, приблизившись к нему, я приближусь к своей матери?

И тогда я могу вспомнить что-то, чего я не хочу знать?

Дин молча шагал за мной.

Ты ошибаешься. Я делала всё, чтобы увидеть свою мать глазами профайлера, а не

ребенка. Она была мошенницей. Она сделала так, чтобы я могла положиться только на неё.

Она любила меня больше всех на свете.

На веки вечные. Несмотря ни на что.

— Может я и забыла Гейтер ради неё, — негромко произнесла я, позволяя Дину

догнать меня. — Даже когда я была ребенком, я умела хорошо читать людей. Я знала, что

она не захочет о нём говорить. Она должна была поверить, что всё это — неважно, что нам

не нужны были больше никто и ничто.