Дурная слава
Шрифт:
Рваные отзвуки громкой музыки вываливаются изнутри, стоит любому, в меру разгоряченному и взбудораженному дикими танцами, распахнуть настежь дверь и оказаться снаружи. И всякий раз я дергаюсь — может быть, она? Но нет. И так с завидной регулярностью, пока у меня хватает нервов. А как только нервы кончаются, я вталкиваю все эти надрывные звуки обратно, внося за собой в затуманенное помещение свежий прохладный воздух.
— Не было ее, — встречает меня на проходе Руслан и с характерным хлопком здоровается. — Все глаза себе высмотрел!
И я от такого расклада теряюсь:
— Да вроде. — Но осознав все положение дел, улыбаюсь и даже смеюсь: — Должна была.
Но не пришла.
Значит, послушалась.
Я твой.
Ты моя.
Окрыленный сложившейся ситуацией, я наскоро прощаюсь с Русом, вырываюсь из душного помещения на улицу, запрыгиваю на мотоцикл и стрелой лечу в Озерки. К ней. Меня переполняют эмоции! Я под завязку наполнен ими. И все, что мне сейчас нужно — да просто увидеть чертовку, посмотреть ей в глаза, которые не умеют лгать, юлить и притворяться, и от одного только ее присутствия разорваться на части от счастья.
Но, подъехав к ее калитке, я обнаруживаю, что свет нигде не горит, кругом неприветливая темнота. Только соседский дом объят привычным убийственным хаосом.
Тогда я подхожу к ее окну и стою. Стою так, не решаясь постучать. Не решаясь потревожить ее тихий, кроткий мир. Должно быть, она уже спит. И бросив небрежный взгляд на Артурчиков двор, в котором перемешалось все: истошные вопли, неестественный смех, музыка, чье-то надрывное пение, дерганье света, запах паленой дряни, — я решаю, что вернусь назад, в город. Надо спать.
Сладких снов, Джонни!
Увидимся завтра.
Давненько я не просыпался дома в субботу, даже успел подзабыть, что это такое.
— Атон! Ты есё спис?
А нет, вспомнил. Очень похоже на те дни, когда простуда выбила Степку из колеи, и он не ходил в детский сад. И на те, когда Вадим с Таней, оставляя на меня своего сына, с утра пораньше укатывают в Икею или на другие подобные «тусовки» для окольцованных.
Я укрываюсь с головой и мычу из-под одеяла:
— Угу.
Короткий скрип двери. И тишина.
Ка-айф!
И только я забываюсь, проваливаясь в самый упоительный дремотный сон, как в разум врывается знакомое:
— Атон! И ситяс спис?
— Угу.
Снова дверь. И опять тишина.
Только топот маленьких ног и приглушенные голоса вдалеке:
— Ты дашь ему поспать?
— Степан, будь человеком!
Так говорят, будто все взрослые, наученные жизнью тетки и седовласые дядьки, менее бесцеремонны. И докопались же до пацана!
— Степ! — зову я его, откинув с лица одеяло. — Я не сплю! Иди сюда!
И то, что происходит дальше, больше похоже на легкое сумасшествие.
Он с радостным
А после позднего завтрака, практически обеда, я все-таки отчаливаю.
— Ты велнёсся севоня? — пританцовывая у порога, спрашивает мелкий.
— Не знаю, Степ. Скорее всего, нет.
— А куда ты? А мозна с тобой?
— Нет, Степ. Если ты не будешь ночевать дома, мама тебя отругает.
— А тебя мама не налугает?
— Чья, твоя? — улыбаюсь я.
Но он тычет кулачком мне в живот:
— Твоя!
И у меня внутри все переворачивается. Не от его удара, нет.
Может быть, если бы в той аварии не погибли родители, сейчас все было бы по-другому: меня бы поругали, рассказали, как надо жить, и я бы был таким весь правильным и добился бы много. А так…
— До завтра, Степ! — подаю ему по-взрослому руку.
— До завтла, товалищ комадил!
А потом скорость. Жажда скорости. Встречный ветер, раздувающий куртку, рык мотора, шорох шин. И разносортные крыши Озерков, встречающие меня из-за лесополосы, за поворотом.
Предвкушая новую встречу с Джонни, я лихо торможу возле знакомого забора и вызываю чертовку настойчивым хрипом — газую во всю мощь, в результате чего позади мотоцикла поднимается столб пыли. И если она сейчас ко мне не выйдет, клянусь, я буксом вырою яму! И похороню себя здесь, у ее ног!
Но Джонни выходит… Появляется откуда-то со двора. Хорошенькая куколка в красном топе и очаровательных джинсовых шортиках. И я, поймав дразнящую улыбку, уже не в силах отвести от нее глаза.
— Привет! — она здоровается первой и, опираясь на предплечья, виснет на калитке. Кладет подбородок на руки и с неподдельным интересом изучает меня, мучительно сводит с ума.
И я, не собираясь противиться всем ее пыткам, глушу двигатель и соскакиваю с мотоцикла.
— Привет!
Похожу к ней близко — нас разделяет только металлическая ковка — и хочу поцеловать ее. Легко, невинно, в щечку. Хотя… если она и дальше будет так смотреть на меня, то я за себя не ручаюсь!
Но, опередив меня, бестия отстраняется:
— Дождемся вечера, — смеется она и кокетливо пятится назад. — А если поможешь, то я освобожусь гораздо раньше.
— Хорошо, — хохотнув, соглашаюсь я. — Ловлю тебя на слове, Джонни! Вечер не за горами. — И с готовностью взяться за любую работу, пусть даже самую каторжную, спрашиваю: — Что от меня требуется?
— Надо отвезти молоко. Тебе можно довериться?
Я только по-доброму ухмыляюсь и коротким кивком подписываюсь на все. Даже если маленькая стервочка снова что-то задумала.