Дурнишкес
Шрифт:
Прикрывая такую антигосударственную деятельность, Папуля волей-неволей должен был кричать против этих недружественных русских, дескать, советы нам должны не столько, а сам загребал имущество обеими руками. Это известный клич жулика:
– Держи вора! Держи вора!
Он даже пожертвованными "Саюдису" миллионами распоряжался вместе с В.Чепайтисом, как собственными, и так их запрятал, что и до сих пор их найти не могут. А когда он такой метод хапуги применил ко всей стране, то Литва оказалась на краю пропасти. Ещё во времена "Саюдиса" многие из нас обратили внимание на патологическую жадность Вэ.Вэ. фон Ландсбургаса, проявившуюся,
– Зачем этому миллионеру прогнивший сарайчик?
– спросил меня на одном литературном вечере читатель.
– А как ещё доказать, что родился в яслях для ягнят?
– ответил я, и зал взорвался аплодисментами. Так иногда муза делает подсказки художнику, но не прокурору.
А этот главный погонщик, пардон, пастырь литовского народа впоследствии потирал руки, подписывая договор с компанией “Вильямс Интернейшнл”, продавая “Телекомас", "Летувос курас" (“Литовское топливо") и инициируя десятка полтора дел против политических противников с требованием выплатить ему компенсации за свои неведомо куда затисканные или утерянные ещё в роддоме честь и достоинство, которые в соответствии с расценками Гарюнского рынка оценил в сумму от 50 до 100 тысяч литов. За такие деньги и Аль Капоне объявили бы святым.
Некоторые члены "Саюдиса", которые поумнее и поопытнее, пытались как-то умерить такой его пламенный суперпатриотизм, но напрасно, ведь это же необходимое условие для закрепления присосавшихся к власти. Жернова "поющей революции" не могли вращаться вхолостую, тем более что оборотистым ландсбургистам они приносили немалые дивиденды. Пытались апеллировать к совести главного мельника, захватившего почти все посты, но напрасно. Он уже уверовал в собственную исключительность и данную ему Богом миссию спасителя Литвы.
Поначалу я в это не верил, думал, что это трюк клерикалов, но однажды серьёзно с ним поругался. В сердцах я обозвал его разрушителем “Саюдиса”, сказал, что он преступник, что у него в голове желе, перемешанное с дерьмом, а сам он только и пользуется случаем, чтобы из денег “Саюдиса” назначить себе самый большой оклад и приобрести музыкальные синтезаторы, электронную и другую, нужную только ему аппаратуру. Высказав всё это, я хлопнул дверью и вышел. На улице несколько поостыл, начал жалеть, понимая, что так я ничего не добьюсь, поэтому вернулся, чтобы извиниться. Вэ.Вэ. фон Ландсбургас всё ещё сидел за столом и, пережёвывая краешек салфетки, что-то бурчал. Он так скрывал своё бешенство и вокруг ничего не видел и не слышал. У меня по спине пробежал холодок. Развернувшись, я опять вышел на улицу, а голову сверлила высказанная дедом мысль: злой человек не бурчит, а молится самому себе.
После такого зрелища моё сожаление превратилось в какой-то страх, предчувствие большой беды. Добравшись до власти, человек с такой неуравновешенной психикой может принести много бед всему народу, уверял я друзей. Его нужно каким-то образом изолировать от разгорячённого общества. Но сделать это нам не удалось, т.к. его в соответствии с "Чёрным сценарием" уже на всех фронтах поддерживали стратеги и специалисты по Великому Растаскиванию, видевшие в нём прекрасную ширму для прикрытия своих тёмных дел. Вырази почтение в глаза, превознеси заглазно это назначенное литовскому народу наказание, а потом делай всё, что тебе угодно. В Литву вернулись времена брежневщины. Это поняли все, кто успел
Желая скрыть от глаз общественности свои махинации, “новые литовцы” взахлёб превозносили Папулю, с помощью прессы чернили прошлое, особенно талантливых руководителей прошлого периода, поскольку сами вполне заслуженно были вытеснены за борт. Появились профессиональные ведьмы и пророки. "Свободная" пресса пестрела сенсационными, чаще всего подлыми домыслами. Люди всему верили и ругали своё прошлое, хотя с первой школьной скамьи, с первого причастия их учили, что без прошлого не может быть настоящего, а без настоящего - будущего.
Я написал немало очерков о жизни А.Снечкуса, М.Шумаускаса, Ю.Палецкиса и многих других крупных деятелей прошлого, но среди них не встречал сребролюбцев, подобных нынешним правителям. Не было таких. Кто может указать или описать приобретенные теми людьми поместья, спрятанные в банках их деньги? Скажите, разве хотя бы один их родственник разбогател, воспользовавшись их служебным положением?
Не раз я бывал в гостях у этих людей, на семейных праздниках, юбилеях, но ни разу не видел, чтобы в ресторанах типа “Стиклю" или “Шешупе" устраивались вакханалии, всё скромно, просто, только приготовлено с большим старанием и с уважением к себе и своим гостям.
Помню, как один знаменитый председатель колхоза преподнёс А.Снечкусу шестиствольное ружьё, подаренное Сталину не то Гитлером, не то Герингом. Это была музейная редкость, стоившая сотни тысяч долларов.
А.Снечкус повертел подарок, полюбовался им и вернул его Костасу Гликасу:
– Знаешь, Костас, я его не приму.
– Почему, секретарь, ведь я же его совсем недорого приобрёл у одного космонавта.
– Мне не важно, сколько ты заплатил, но у меня нет ничего равноценного, что я мог бы подарить тебе.
А.Лауринчукас "сосватал" меня М.Шумаускасу, чтобы я написал его мемуары. Договорились по-мужски:
– Знаешь, Витаутас, мне не из чего тебе заплатить, сколько заработаем, всё будет пополам.
В своё время я написал пространную теоретическую статью за подписью Юозаса Петкявичюса для толстого партийного журнала. Через некоторое время он пригласил меня к себе, выложил на стол свой паспорт и коротко сказал:
– Иди, забери свой гонорар.
– Но, председатель...
– Никаких разговоров! Государство мне за работу платит достаточно.
Отыщите среди нынешних Швондеров такого рыцаря! Из числа нынешнего американизированного поколения наших начальничков не одного хватит инфаркт, если он не заберёт заработанные подчинённым деньги, или же он нажалуется прокурору, что оскорбили его честь и достоинство.
Но у государственной кормушки на всех желающих мест не хватит. Вследствие этого объявилась так называемая конструктивная, но всё гребущая под себя оппозиция. И пошла игра в демократию. Та конструктивная оппозиция была не чем иным, как горсткой завистников и ещё мало успевших нахватать либо обойдённых на крутом повороте людей, которые стали выступать под названиями довоенных партий и партиюшек. О какой-либо идее не было и речи, идея стала товаром. Словом, гражданского общества ещё не было, нет его и сейчас, поэтому ещё сырая, только что народившаяся демократия, как и в Древней Греции, моментально превратилась в собственность элиты, только что сменившей свой рваный зипун, на городской костюм.