Душа моя - элизиум теней
Шрифт:
жизни. Не помню, как мне попала в руки эта замечательная книжечка Монтегацца. Она
произвела на меня ошеломляющее впечатление. С необычайной убедительностью автор
примиряет жизнь со смертью. Хотела бы перечитать эту книгу, но не знаю, существует ли
она. Да и вопрос потерял для меня свою актуальность.
Лагарп говорит, что книга – это друг, который никогда не изменит. По мнению Монтескье,
«полюбить книги –
помогают мне жить. Они или подтверждают мои мысли, или дают им новое направление.
Книги дают мне новые мысли, над которыми я задумываюсь и проверяю их правильность
на собственном опыте. Книги постоянно дают мне все новые и новые источники знаний, которые расширяют мой кругозор и делают жизнь ярче и интереснее. Французы говорят:
«Мы читаем только себя в книгах». Я понимаю эту мысль так: мы усваиваем, до нас
доходит в книгах только нам созвучное.
Второй год пребывания на курсах ознаменовался переходом нас с Леночкой на
студенческое положение. Поблизости к alma mater мы наняли небольшую комнатку со
столом, двумя кроватями и стульями, в углу набили гвозди для платьев, белье в чемоданах.
Все, как полагается у студентов. Обедать ходили в студенческую столовую. Обед из супа и
котлетки стоил 11,5 коп. Утром и вечером чай и бутерброд с колбасой. Для получения
полного комплекса ощущений, помнится, я без крайней надобности заложила в ломбарде
часы.
А в семье дяди были недовольны моим уходом. «Мы с Исидором Петровичем думали, что
ты проживешь с нами до окончания курсов, разве тебе плохо у нас?» – выговаривала мне
тетя. «Без тебя скучно», – говорили кузины. Я вносила в семью много смеха и веселья.
Помню, как однажды весной мы с Катей, возвращаясь после лекций, попали под ливень и
ураган. Несмотря на погоду, меня не покидало обычное веселое настроение. Промокая
насквозь, стояли мы, прислонясь к стене на Университетской набережной и, совершенно
обессиленные от хохота, не могли сделать ни шага. «Женя, веселая голова», – звала меня
тетя. Когда кто-нибудь в доме болел инфлюенцией с кашлем, и я входила в комнату
больного, тетя предупреждала меня: «Пожалуйста, не смеши».
27
Три месяца прожили мы с Леночкой в новых условиях. Территориальная близость давала
нам возможность принимать участие в общественной жизни курсов. Наверное, виной тому
тогдашняя моя аполитичность, но я не могу припомнить ни одного ярко впечатления от
курсовых сходок и собраний.
3. Замужество
Состояния апатии Леночки случались все чаще и продолжительнее. Наконец, в декабре
она пролежала неделю, и я начала беспокоиться.
Володя, юнкер Артиллерийского училища, а просила его написать отцу о болезни
Леночки. В ответ Володя передал мне просьбу отца привезти больную домой. Полковник
Владимир Александрович Бойе был батарейным командиром 43 арт. бригады, только что
переброшенной из Вильно в местечко Олита Сувалкской губернии . Между прочим, командиром этой бригады был в то время отец известного художника Добужинского.
Володя взял для нас отдельное купе и помог нам отправиться в путь.
Леночку в состоянии полного безразличия мы уложили в заранее приготовленную постель
в купе. Я очень боялась каких-либо осложнений в ее состоянии. Случилось обратное, и
через 36 часов я доставила ее домой в нормальном состоянии.
Володю я знала в Креславле мальчиком-подростком. Он был на два-три года моложе меня.
За шесть лет, что мы не виделись, мальчик превратился в рослого, красивого молодого
человека. Часто навещая сестру, он вдруг, по мальчишески, вообразил себя влюбленным в
меня. Чтобы не портить отношений, я на все объяснения мальчика, каким он остался для
меня, отвечала шутками. Он просил меня подождать два года, пока он окончит училище, и
мы поженимся. Я смеясь отвечала, что я никогда не выйду замуж за офицера, «ненавижу
войну, – говорила я, – и считаю, что изучать искусство убивать людей могут только
дураки». На это он возражал, что окончит Академию и будет военным профессором.
«Тогда мне придется ждать вас не два, а семь лет, и я состарюсь», – смеялась я. У него же
на все были готовы ответы. Провожая нас на вокзале, Володя вдруг помрачнел. Он
вспомнил, что бригадный адьютант в Олите замечательный красавец, в него влюблены все
бригадные дамы. «Дайте мне слово, что вы не измените мне, я приеду через две недели».
Я, шутя, успокаивала мальчика. «Вы же знаете, что я застрахована от любви к офицерам.
Вспомните, что я вам говорила». Я осмотрелась кругом – никого не было – и тихо
добавила: «Все офицеры - дураки». Поезд тронулся, когда в воздухе прозвучали мои
последние слова. Как неловко я себя чувствовала через месяц, вспоминая о них.
Казармы 43 бригады были только что выстроены на берегу Немана в чудесном сосновом
лесу. Несмотря на то, что станция отстояла в десяти минутах ходьбы от казарм, за нами
был выслан экипаж и деньщик. Отец и тетка Леночки встретили нас очень приветливо.
Мы сразу прошли в приготовленную для Леночки прекрасно обставленную комнату. Тетя