Душа Пандоры
Шрифт:
– Ты несправедлив, – негромко, но твердо сказала Ариадна. – Нечестно говорить за всех людей в этом мире.
Никиас был слишком вспыльчив, чтобы вести спокойную полемику. Слишком убежден в своей правоте и нетерпим к чужим аргументам. Он подтвердил ее мысли, грубовато оттеснив плечом, чтобы увеличить расстояние между ними. Однако не ушел совсем, а маячил рядом. После нападения эриний Никиас, кажется, готов был не отходить от Деми ни на шаг. С любым другим парнем и в любой другой ситуации подобное внимание ей, может, и польстило
– Ты говорила о забвении… – тряхнув головой, чтобы вытрясти из нее посторонние мысли, произнесла Деми. – Я могла выпить из реки Леты и забыть свою прошлую жизнь?
– Могла бы. Возможно, даже сделала это. Однако такая версия не объясняет барьер в твоей памяти, преодолеть который не смогла даже горгона. Не объясняет печати, которую разглядела Сфено.
– И не объясняет моей амнезии, – тихо продолжила Деми.
Харон наконец объявился в Акрополе вместе с Кассандрой. Пророчица почти сразу же скрылась в своем «кабинете», лишь бросив, что не будет сопровождать Деми.
«Вас и так уже целая толпа».
«Она – не боец», – отчего-то всплыло в голове. Не словами или воспоминаниями, скорей ощущениями. Ариадну, несмотря на ее нити, Деми тоже слабо представляла в роли воина. Никиас с его жуткой и странной магией единственный без всяких сомнений подходил на роль ее телохранителя, но и в самом Хароне ощущалась некая сила… Одно то, как легко он преодолевал расстояния, способный вызвать из недр Эллады самое опасное из созданий, позволяло чувствовать себя рядом с ним как за каменной стеной. Может, он равнодушен к Деми, как Кассандра, или ненавидит ее, как Никиас и как те, что послали за ней эриний… Но он сделает все возможное, чтобы выполнить свою миссию – сохранить жизнь той, что способна отыскать пифос.
Харон перенес Деми, Ариадну и Никиаса в город Элевсин, что находился неподалеку от Афин. Прямо к храму Аида. У подножья скалы вглубь уходили многочисленные ступени. Двое инкарнатов и один бессмертный направились туда, а Деми замерла на месте.
Своей архитектурой Элевсин мало чем отличался от Афин. Здесь было все то, что она видела в Акрополе: сложенные из белого камня храмы и здания с частоколом высоких колонн… Но что-то было не так, что-то саднило, зудело и беспокоило ее рассудок.
– Я помню этот город другим, – ощупывая взглядом пространство, сказала Деми.
– Каким ты его помнишь? – осторожно спросила Ариадна.
– Нам некогда заниматься вся… – начал Никиас.
– Разрушенным.
Харон с Ариадной переглянулись. Никиас с шумом вытолкнул воздух сквозь ноздри и облокотился на скалу, сложив руки на груди.
– Ты помнишь Элевсин другого мира, мира Изначального. Тот, что сейчас зовется Элефсис. Тот, от которого за давностью лет остались одни руины.
Они подошли к трещине в скале – черному провалу рта, в котором прорезались каменные зубы ступеней. Деми осторожно принялась спускаться по ним, отчаянно пытаясь сосредоточиться
Ступени привели ее в странное место, для которого земля Алой Эллады стала и небом, и потолком. Всюду голая выщербленная пустошь, будто ничто порожденное природой, даже камень, здесь неспособно существовать. Это было русло высохшей реки с перекинутым через нее белым мостом, выточенным, казалось, из костей, сплавленных, слитых друг с другом.
Харон привел их к берегам исчезнувшего Стикса, по которому он когда-то вез людские души. На берегу, у торчащего из земли осколка колонны сидела завернутая в черный хитон женщина. Тонкая, едва ли не тощая фигура, черные волосы… И ожоги, покрывающие неестественно белую кожу. Незнакомка, казалось, дремала, но как же преобразилось ее усталое лицо, когда она увидела Харона! Она поднялась, оправляя хитон, и ее черные, ясные глаза – самое прекрасное, что в ней было, – заблестели.
– Привет, старушка, – с неловкой улыбкой поприветствовал ее Харон.
Деми остолбенела. Бессмертный перевозчик душ умел улыбаться!
– Зачем ты вернулся в царство Аида? – спросила она звонким голосом.
Деми послала своей вечной спасительнице (и осведомительнице) Ариадне вопросительный взгляд. Та, преисполненная печали, кивнула на дно усохшей реки, заставив Деми тихонько ахнуть. Если Мнемозина была и рекой, и богиней, выходит… Перед ней стояла Стикс? Об этом говорили и ожоги, что появились на ее теле – вероятно, после того как вскипели воды ее реки, – и взгляд, обращенный на Харона.
Их многое, должно быть, связывало. По меньшей мере века, которые Харон провел, перевозя людей через поток. И наверняка долгие, долгие разговоры.
Стикс не исчезла вместе с рекой, что являлась ее воплощением, но и прежней быть наверняка перестала. Какой она была раньше? Беспокойной, сильной, стремительной, как течение ее вод? И все же жажда жизни в ней не угасла, а из глаз Харона при взгляде на нее не ушло тепло.
– Я привел Пандору.
Стикс сосредоточила на Деми живой, любопытный взгляд.
– Выходит, ты – одна из причин, по которой я потеряла свою реку и часть себя самой?
– Я… – Под давлением чужих взглядов в горле у нее пересохло. – Мне жаль, что так вышло.
– Одной жалости недостаточно. – Голос Стикс набирал силу.
– Я знаю. – Она вскинула голову, глядя в темные омуты глаз. – Поэтому я здесь.
Стикс вдруг расхохоталась смехом хриплым и рваным. Деми смутно различила в нем нечто похожее на одобрение.
– Реку ты мне, конечно, не возвратишь, но на смерть Ареса я взгляну с удовольствием. Если ты вернешь нам Элпис…