Душа-потемки
Шрифт:
НАДПИСЬ! Катя вздрогнула. Как же это она про надпись-то забыла! Что там намалевали на зеркале в примерочной? «Я здесь. Я вернулся».
Похоже, Гущину и его коллеге из МУРа известно о происшедшем гораздо больше, чем они хотят это показать.
И при чем тут архив Петровки, 38? Речь идет о каком-то старом деле? И отчего они оба так нервничают?
– Я сам еще раз осмотрю там у вас странгуляционную борозду и ее лицо, – сказал полковник Гущин и как медведь неуклюже попер вперед, открывая стеклянную дверь операционной, обдавая их с Елистратовым запахом формалина,
Катя поняла: старина Гущин в чем-то хочет окончательно убедиться. Рассеять свои сомнения, что-то подтвердить для самого себя или опровергнуть.
Глава 20
МАШИНА ИНКАССАТОРОВ
Из-за начинавшей парковаться впереди машины они притормозили у банка на Дмитровке, мимо проехала машина инкассаторов, и Борис Маврикьевич Шеин, сидевший на пассажирском сиденье рядом с Марком Южным, проводил ее взглядом.
– В моем универмаге прикончили какую-то долбаную бабу… Только этого нам сейчас не хватало! – сказал он. – Звонили якобы мне весь день по этому поводу и не могли дозвониться. Чушь… И опять завтра вызывают в милицию.
– Куда на этот раз? – спросил Марк.
– На Петровку, 38.
– Я вас отвезу и подожду.
Пауза. В конце улицы в направлении Страстного бульвара собиралась пробка.
– Тебе даже не интересно, что там произошло? – спросил Шеин.
– Вы сами точно не знаете.
– Только этого нам сейчас не хватало, – повторил Шеин, скрипнув зубами. – Я уже планировал закрыть универмаг на две недели… там же нужен ремонт…
Марк усмехнулся.
– И так все вроде гладко устроилось с этим магазином продуктов. По сути, вся территория теперь наша полностью. Этот кретин уступил… Знаешь, Марк, я порой поражаюсь твоей способности уговаривать людей, – Шеин тоже усмехнулся. – И как это у тебя все ловко получается, мой мальчик? Что бы я без тебя делал, м-да…
– Самое главное – вы довольны.
– Да, я доволен. Я доволен тобой. И я этого не забуду. И вообще… Этот кретин, этот провинциальный торгаш даже не понял, что я просто не мог выкупить у него его чертов продуктовый магазин по честной цене. У меня денег нет, я банкрот. И когда об этом узнают…
– Никто ничего не узнает. Не беспокойтесь. А по поводу убийства… тоже не беспокойтесь, Борис Маврикьевич.
– Но они же обыскали все здание и еще будут обыскивать! Только этого нам сейчас не хватало. Когда все только-только складывается, когда я наконец-то отыскал, купил эти чертовы чертежи… планы здания…
На щеках Шеина выступили алые пятна. Пробка впереди медленно двигалась. Марк управлял черным «Мерседесом» своего хозяина небрежно и плавно.
Та самая машина инкассаторов – она тоже застряла в пробке, они поравнялись с ней.
Шеин смотрел на бронированный сейф на колесах. Постепенно алые пятна исчезли, и он успокоился.
– Я порой завидую тебе, Марк… нет, не возрасту твоему, твоему характеру. Поразительная невозмутимость. Кстати… сегодня утром там, в ресторане, Ольга… наша мадам, интересовалась тобой. Чуть шею себе за завтраком не свернула, все на тебя пялилась, старая корова…
– Пустое. Ее Леха Хохлов каждый вторник и четверг во все дыры долбит. Она для встреч с ним номер в отеле сняла. Шикарный отель,
– Надоела мне она. Вечно во все нос сует.
– Смотрите, как бы она не узнала про эту вашу… куклу… Василису прекрасную. Скандал грянет. Кешка Краузе ведь сынок ей родной. Вам бы надо осторожнее. Если что, он тоже не простит.
– Не твое дело, молчи.
– Скандал грянет. И вы не смотрите, что Кешка с виду такой занюханный. За жену он… того… истеричный, избалованный, а такие самые опасные. Не знаешь, чего от них ждать.
– А чего от тебя мне ждать, Марк? – спросил Шеин.
Его телохранитель не ответил, профессионально и аккуратно исполняя свои обязанности водителя.
– Ты мне очень помог, стал моей опорой. И я этого не забуду. Придет час…
– Угу, мы вдруг найдем клад, и вы расплатитесь по всем долгам.
– Ты ничего не понимаешь, Марк, – вздохнул Шеин. – Просто в жизни должна быть какая-то цель. Когда одна цель пропадает… умирает… знаешь, я ведь очень любил свою покойную жену, и мы были семья… а ее не стало, и теперь мне надо искать другую цель и стремиться к ней, тем более что есть такой шанс и чертежи теперь наши… А ты этого не понимаешь. Даже когда сидишь и что-то там кропаешь у себя на коленке… сочиняешь… ты просто проводишь время, но не идешь к цели.
– Да бросьте, Борис Маврикьевич, – сказал Марк. – Бросьте философствовать, лучше подумайте, что завтра ментам лепить, какую сказку. Они ведь опять спрашивать вас будут – отчего это в универмаге все камеры наблюдения по вашему распоряжению демонтированы.
Глава 21
ТАК, СОБСТВЕННО, ЧТО ЭТО ЗА ДЕЛО?
И снова время медленно тянулось в ожидании. Но Катя не спешила домой. Патологоанатомов Гущин покинул еще более мрачный и задумчивый.
– Десять вечера уже, а ты все тут? – спросил он.
– Федор Матвеевич, мне как-то тревожно, не по себе. Из-за вас.
Он глянул на нее с высоты своего роста.
– Из-за меня? Вот еще выдумала!
– Не спорьте со мной. – Катя шла с ним рядом по коридору морга. – Мы с вами такое вместе видели, такие случаи, такие убийства… И вы всегда собой владели отлично, в любых ситуациях. Я знаю.
– А что же, я сейчас собой не владею, по-твоему?
– Не очень. Владеете, но не очень. Вы чем-то с толку сбиты и…
Катя едва не брякнула «чем-то напуганы», но вовремя прикусила язык. Разве такое можно говорить в лицо начальнику управления областного уголовного розыска, полковнику с тридцатилетним стажем?
– Что, дома-то делать тебе совсем нечего? – буркнул Гущин.
– Все дела в сторону. Я за вас беспокоюсь, Федор Матвеевич. Вы не хотите сказать мне… что, собственно, это за дело?
Они вышли на улицу, Гущин открыл дверь машины.
– Выпить хочешь?
– Да.
Катя ответила не раздумывая. И тут же струсила – если в Главке узнают, что она поздними вечерами околачивается в баре возле начальника управления розыска, то… Но, в общем-то, кому какая забота? Гущин – обремененный семейством «дед». Правда, в секретариате Главка, где царят пятидесятилетние дамы из вольнонаемных, он все еще котируется, волнует романтические умы, несмотря на свою глянцевую лысину и пивной живот.