Душа-потемки
Шрифт:
– Прошу вас, проходите, садитесь, – Елистратов со своей изжеванной «гаваной», кажется, был тоже того… поражен, смущен.
– Вот сюда садиться? Спасибо, тут удобно, – Ольга Аркадьевна села, положив на колени изящную сумку. – По какому поводу задержан мой сын Иннокентий, можно узнать?
– Он не задержан, – Елистратов покачал головой. – Он вызван на допрос. Мы допрашиваем всех сотрудников универмага, где сегодня произошло уже второе убийство.
– Какой ужас! – Ольга Аркадьевна посмотрела на них. – Но мой Иннокентий никогда не работал в универмаге.
– Он юрист Шеина, нам его мнение очень
– Ничего он мне не звонил. Бешеный! – Ольга Аркадьевна передернула костлявыми плечами. – Мы в дикой ссоре со вчерашнего дня. Это Борис мне сказал… Борис Маврикьевич Шеин мне позвонил и сообщил. Но я не по поводу сына к вам сюда приехала с адвокатом. Иннокентий сам должен решать свои проблемы, это ему в его возрасте полезно. Я по другому вопросу.
– По какому же? – спросил Гущин.
Кате показалось: вот сейчас он хрипло, как парижский комиссар Мегрэ, добавит в конце фразы «мадам».
– Насчет Лешеньки Хохлова, – Ольга Аркадьевна улыбнулась накрашенными губами – светло и дерзко. – Мальчика, менеджера… он, кажется, в переплет тут у вас попал, а? Он мне звонил – прямо в панике, он благородный юноша и не станет компрометировать женщину даже под угрозой…
– А простите, кем доводится вам Алексей Хохлов? – спросил Гущин.
Мадам…
Елистратов многозначительно жевал свою «гавану».
– Да бросьте вы… Он мой любовник. Утеха печальных дней моего вдовства, ну и так далее – все по списку, – Ольга Аркадьевна еще шире улыбнулась. – Вы хотите знать, где он был вчера вечером, ночью и до утра? У меня, со мной. В моем доме. Если надо – приезжайте ко мне, допросите мою горничную, она подтвердит. Уехал от меня утром, у нас на Рублевке всегда пробки, потому и опоздал.
– Спасибо, что вы сделали это заявление, – сказал Елистратов. – Собственно, мы его ни в чем и не подозреваем… просто разбираемся. А ваш сын Иннокентий, где находился он?
С момента скандала в «благородном семействе» и бегства Иннокентия Краузе из дома матери прошло менее половины суток. Но кто об этом знал из них, кроме нее?
– Они с женой Василисой приехали ко мне. Надо же когда-то навещать мать, правда? Мой сын был у меня. Если хотите – спросите его жену, я дам вам ее мобильный.
– Благодарю, вашего слова достаточно, – ответил Елистратов.
«Все равно ничего не проверишь теперь и не опровергнешь, – подумала Катя. – Мать и жена… любовница – самое непрошибаемое алиби. Если только прислуга ее что-то сболтнет, да нет, вряд ли, в домах на Рублевке прислуге платят хорошо».
– Ольга Аркадьевна, спасибо, что помогли нам разобраться, но раз уж вы сами к нам сюда приехали, не поможете ли еще в одном вопросе? Как мы знаем, вы в прошлом долгое время являлись директором Замоскворецкого универмага, – Елистратов крепко прикусил свою «гавану».
– Работала, и не только директрисой, сначала простым товароведом, потом старшим товароведом… Столько лет прошло, а все так ясно… Иногда, когда засыпаю, словно путешествую по тому нашему старому универмагу, – Ольга Аркадьевна вздохнула. – Это я сейчас такая – старая, ленивая, а тогда… энергия ключом… все доставали, абсолютно все… Ни у кого в Москве не было, может, только в ГУМе… в спецсекции,
– Но дело о тройном убийстве сотрудников универмага в июле восьмидесятого года так и осталось нераскрытым, – заметил Гущин.
– Я знала, что вы об этом скажете, – голос Ольги Аркадьевны изменился. – Чего мне только стоило это проклятое дело… Маньяк… как мы боялись тогда, вы не представляете себе, а даже сказать кому-то нельзя было, нам всем велели молчать. Я вечерами перед закрытием собирала всех внизу и – верите, нет, как овец по головам пересчитывала, чтобы уверенной быть, что никто не задержался ни на минуту. Ходили только по двое – в подсобку, в подвал, да и на этажи тоже. В отделы, в секции, их же… убитых на этажах нашли… Ой, как вспомню сейчас… Лида Макарова – товаровед… такая хорошая женщина, муж ее бросил… Уборщица наша Сима… как ее фамилия была… татарка… Касимова, исполнительная, аккуратная. И продавщица мороженого Валентина Грач, эту я хуже знала, она у нас недолго работала, пришла к нам устраиваться, потому что жила рядом с универмагом. Бойкая такая бабешка…
Она говорила, а Елистратов быстро писал в своем блокноте.
– И так почти все лето, август, осень, зиму… ждали все чего-то страшного… повторения? К счастью, ничего не случилось. И все как-то вернулось на круги своя, но уже не так, как прежде. Совсем не так. – Ольга Аркадьевна полезла в сумку и достала сигареты и зажигалку. – Можно курить? Ах да, вы же сами с сигарой, приятно, когда мужчина любит хороший табак. – Она щелкнула зажигалкой, прикурила, затянулась.
– Кого-то конкретно в этих убийствах тогда подозревали? – спросил Гущин.
– Вы это у меня спрашиваете? Вы, милиция?
– Мы ищем всех, кто может хоть что-то вспомнить. Столько лет минуло. Кто из ваших бывших сотрудников мог бы нам помочь?
– Да я и не знаю, все умерли… Я ведь самая молодая тогда была директриса-то… А наши все – Эммануил Адамыч, мой зам, ему тогда уже пятьдесят пять, а в прошлом году, я слышала, рак его сожрал, на Ваганьково в семейной могиле лежит. Гюзель Гейдаровна… ой, сколько нас с ней, бедной, по инстанциям таскали – от исполкома до парткома… Она к сыну уехала, у нее сын нефтяной магнат, они, кажется, сейчас в Дубае постоянно живут. Да она совсем уж старуха… Даже не знаю, кого вам посоветовать. Иногда беру свои старые рабочие телефонные книжки, смотрю – этих нет, тех нет…
– А среди сотрудников универмага какие разговоры тогда ходили, не помните? – спросил Елистратов.
– Какие разговоры… Ну, во-первых, никто не верил, что это кто-то из наших. Понимаете, у нас тогда был женский коллектив, мой зам Эммануил Адамович да экспедитор Сеня Симкович, он тогда еще учился заочно в Институте торговли, студентик, – вот и вся наша мужская половина.
– Этот Симкович, не знаете, где он сейчас?
– Погиб в автокатастрофе буквально на следующий год. Отец ему «Жигули» подарил, ну и… паренек с управлением не справился – где-то в Малаховке, кажется, они там дачу имели.