Душехранитель

Шахов Василий

Рената падает справа от него и только теперь ощущает, что после их пробежки по палисаднику штанины ее джинсов промокли до самых колен…

…Теперь Саша, пользуясь относительной невидимостью, не торопился. Подкурив, он минуты три ждал, пока прогреется двигатель.

— Кто убил папу? — спросила Рената.

— Я не знаю, — телохранитель внимательно посмотрел на нее.

В его взгляде читалось сочувствие. К черту сочувствие! Ей нужно знать, кто это сделал!

— Надо обратиться в милицию!

Он покачал головой:

— Не будьте так

наивны. Если вы полагаете, что деньги в вашей семье зарабатывались праведным путем, то ошибаетесь. Я могу высадить вас возле первого попавшегося участка, но не более того…

— Вы… передали мне слова отца… я помню. Он просил вас… позаботиться обо мне. Он просил!

— Александр Палыч имел в виду, что вы должны подчиняться мне, — голос телохранителя звучал успокаивающе рассудительно: так старшие говорят с детьми, напуганными темнотой. — Остальное — не мое дело. Вы согласны с моими условиями?

Девушка сжалась. Ее знобило. Сырые джинсы ледяным компрессом облепили ноги, в горле саднили сорванные криком связки. Завтра ангина ей обеспечена…

Саша отвел рычаг, и «Чероки» плавно тронулся с места. Телохранитель разввернул машину. Слегка подпрыгнув на трамвайных рельсах, джип выскочил на противоположную полосу, пристроился к небольшому муниципальному автобусу, встал рядом с ним перед светофором.

Площадь Маркса уже почти обезлюдела. Последние коробейники и «семечковые» бабушки собирали свой нехитрый товар. На кольцевой, возле строящейся остановки, ожидали своих вагоновожатых два трамвая. А за остановкой на козырьке метро светилась алым буковка «М». Все это, промелькнув перед глазами, тут же кануло в никуда. Рената постаралась бы запечатлеть повседневные образы родного города в памяти, знай она заранее, что видит их в последний раз. Но тогда девушка об этом не думала…

…Проскочила дорога по Титова, затем — пустая, с увядающей клумбой, круглая площадь Станиславского. И только на Кирзаводе Рената вдруг опомнилась:

— Куда мы едем?!

— В Толмачи.

— В аэропорт?!

— Ну, конечно! — Саша выбрался из раздумий и вновь заметил существование спутницы.

Короткого взгляда на ее дрожащие коленки ему хватило, чтобы усилить мощность обогревателя и направить поток горячего воздуха на Ренатины ноги.

— Так лучше? — он подержал руку возле вентилятора.

— Куда вы хотите лететь? — не обратив никакого внимания на его запоздалую заботу, стояла на своем Рената.

— Подальше отсюда.

— Вы полетите со мной?

— Посмотрим.

— Я никогда не летала. Я боюсь высоты, боюсь самолетов.

— Со своими страхами вы чудесно справились на карнизе моего дома, — отрезал он.

— А что, билеты на самолет можно взять прямо в день отлета? — ядовито поддела его Рената.

— Гм… — Саша не нашелся, что ответить.

— Послушайте, а почему они преследуют меня? Как вы думаете?

— О! А я хотел спросить об этом вас! — он двинул бровью.

…Огни Юго-Западного жилмассива радостно и по-домашнему подмигнули беглецам, словно дразнят недосягаемым уютом тепла, телевизора, ароматного

глинтвейна… Может быть, произошедшая трагедия все-таки окажется сном? Рената безнадежно вздохнула, прогоняя глупо-оптимистичную мысль, что преследовала ее весь этот безумный вечер. Назойливая гостья, уйди! Я была бы рада, но ты обманываешь!

— Я не знаю, как дальше жить… — призналась девушка.

— Скроемся — что-нибудь придумаем. Не могут же они преследовать нас вечно. Убраться подальше от Новосибирска — это не лишняя мера, а вот страдать манией преследования… гм… пока не вижу причин. Надеюсь, и не увижу…

— Dum spiro, spero [1] ?

— Sunt ista [2] .

Своим ответом Саша немало удивил Ренату. Отцовский секьюрити был эрудирован; теперь-то понятно, что книги в его квартире, так безобразно раскиданные непрошеными гостями, занимали полки не для декора. Вот Артур наверняка посмотрел бы на нее так, словно она выбранилась. А Саша, кажется, и не заметил перехода на латынь…

1

Dum spiro, spero — (лат.) Пока дышу — надеюсь.

2

Sunt ista — (лат.) Да, это так.

— Давайте сделаем так, — сказала она и почувствовала слабую боль в горле. — Мы остановимся в пригороде. К примеру, в Оби. И ваш любимый аэропорт будет рядом…

— Вы согрелись?

— Почти.

— Ладно, посмотрим. У меня, правда, еще не пропало ощущение, что нам дышат в затылок… Но нет вящей необходимости носиться, как ужаленным в з-з-з… гм…

Впервые за весь вечер девушка вымучила улыбку. Может быть, Саша сознательно хотел ободрить ее этой скабрезной шуточкой? А он тем временем свернул на ужасную, состоящую из одних кочек и разбитой колеи, проселочную дорогу.

Только возле ветхой дачной избушки, затерянной среди десятков таких же кособоких товарок, Рената спросила:

— А что сие?

— А сие, Рената Александровна, заброшенная дачка. Еще мой батюшка продал участок нашему соседу, но тот заколотил дом и не был здесь уже лет десять. А потому — уж не взыщите, барыня, но почивать на пуховых перинах, наверное, не придется…

На этот раз попытка Саши увенчалась успехом: Рената уже без притворства улыбнулась его словам.

— Все ж не в машине! — бодро откликнулась она.

Едва они покинули джип, откуда-то донеслась приглушенная музыка. Это был мотив «Одинокого пастуха» Морриконе.

— Что это? — начала озираться девушка.

Саша раздумывал ровно секунду. Затем нырнул в салон машины, нашел карман в куртке Сокольникова. Плачущая свирель заиграла громче. Телохранитель вытащил мобильный телефон, и Рената узнала сотовый отца.

— Да? — тихим и посерьезневшим голосом отозвался Саша.

…Сердце Ренаты запорхало, ноги снова онемели…