Душистый аир
Шрифт:
— Да заходи уж, раз идешь. Тоже мне барин! — фыркнула мама.
Робко скрипнула дверь, и вошел пожилой человек с деревянной ногой.
Он снял шапку, уперся в притолоку и не бога восславил, а тихо произнес:
— Добрый вам день…
Мама приподняла голову от кудели и по-старинному ответила:
— Вам такоже…
Потом яростно завертела прялку. Нить оборвалась. Мама стала продевать нитку в вильце, но не могла попасть. В избе было тихо. Лишь у порога тяжело дышал человек. Лицо его было красно, крепко стиснутые губы дрожали.
Человек
Наконец прялка зажужжала, и человек шумно выдохнул воздух, а потом произнес:
— Не пожертвуете ли…
— Заработать надобно, — вызывающе оборвала его мама.
Я-то знал, что означало «заработать». Это понял и человек. Он переминался у порога. Его деревяшка скрипела, и от этого становилось страшно. Потом он натянул шапку и вышел.
Мама остановила прялку и вопросительно взглянула на меня. В глазах ее стоял ужас.
— Там в ящике кусок сыра. Подай быстренько, — велела она мне.
Я поспешно накинул материнский ватник и кинулся в сени.
— Погодите! — крикнул я и вылетел за дверь.
Человек замедлил шаг у калитки, оглянулся.
— Постойте, я вам сыру…
Человек не остановился и не взял у меня кусок сушеного сыра.
С тех пор я каждый день с тревогой ждал нищего на деревянной ноге, но он никогда больше не постучался в нашу дверь.
СИЛКИ
Не был я особенным каким-нибудь сорвиголовой, но от старших мне влетало ничуть не меньше, чем остальным. А то и больше. Все из-за моего «длинного носа», который я будто бы совал куда не следует.
До школы далеко: пока дойдешь, пока домой вернешься, чего только не натворишь. Если весна или начало осени — шлепаешь по ручьям, карабкаешься на деревья, лазаешь по чужим садам.
Случается и подраться. Мама едва успевает чинить штаны, зашивать лопнувшие швы курточки, перевязывать ободранные локти, исцарапанные ноги. А зимой как пройти мимо болота, не испробовав, крепок ли лед? Как не проверить меткость броска, запустив снежком в дерево, стену дома?
— Это ты выбил окно у Бендорайтисов? — Гневный взгляд учителя пронзает меня насквозь.
— Бронюс велел. Саукайтис.
— Не велел я, — выкручивается Бронюс, даже не краснеет.
— Он кинул и не попал, а тогда и говорит: «Теперь ты кинь…»
— А если бы он тебе сказал сунуть руку в огонь — сунул бы? — интересуется учитель.
Я молчу.
Учитель поднимает палец и назидательно произносит:
— Надо думать собственной головой.
И я сам себе обещаю: буду думать! Всегда
Потом опять обещаю. И опять, и опять…
За что только меня тогда не наказывали! Всего не перескажешь, даже запомнить трудно.
Зато я отлично помню, как однажды меня не наказали. А было за что.
Зима тогда стояла холодная, морозная. Снегу навалило — еле ноги вытащишь. Нам надоело играть в войну, лепить снеговиков, таскаться по полям с санками. И вот однажды Бронюс говорит мне:
— А я зайца поймал. В силок попался.
В другой раз Бронюс принес в школу два силка и выменял у Кястаса на складной ножик.
Вскоре после этого и Кястас гордо объявил, что он поймал зайца.
— Большущий, жирный, как теленок. — И он развел руки, показывая, какой большой был заяц.
Попросил и я у Бронюса силок. Задаром не соглашается. Давай, говорит, меняться. А что я ему дам в обмен? Ножика жаль, коньков — тем более.
— Знаешь что, я тебе шкуру от этого зайца отдам, ладно?
Бронюс пристально взглянул на меня:
— А не обманешь?
— Что ты, Бронюс! Вот при Кястасе обещаю тебе.
— Он отдаст, — подтвердил Кястас.
Наутро Бронюс принес мне силки, и после уроков я помчался прямиком домой.
За домом, в саду, снег весь в узорах, точно мамина праздничная скатерть. Я принимаюсь разбирать эти узоры.
Вот синичка прыгала, а это кот небось, наш Райнюс, крался. А вот собака пробежала — следы крупные, глубокие. Как у волка. А что, если волк?
Я вздрагиваю, оглядываюсь назад и тут замечаю мелкие заячьи следы. Мимо торчащих из-под снега темных кустов смородины, мимо слив и вишен убегают они к самому концу сада. То в одну сторону, то в другую, а под ольхой целая площадка вытоптана.
Снег разворошен, видно, возился тут длинноухий на одном месте, стоял, прислушивался, поводил ушами. Ну, погоди ты у меня, явись еще разок!
Я проверяю силки перед школой, осматриваю после школы. Но вот проходит день, два, а они всё пустуют. Свежие заячьи следы четко выделяются на снегу, а в силках — никого.
Бронюс мне проходу не дает.
— Попался, — сообщаю я ему однажды утром. Ведь куда легче соврать, чем терпеть насмешки.
— А какой?
— Вот такой! — Я растопыриваю пальцы и показываю руками.
— Шкура когда будет?
— Как только сдерут.
— Ну смотри!
На следующее утро я снова заявляю:
— Еще один!
— Везет тебе, — с завистью вздыхает Бронюс.
А на самом деле силки точно заколдованные.
Однажды я собственными глазами видел: сидит на горке заяц. И не боится нисколечко. Я слепил снежок и запустил в него. Заяц прыг-скок и снова уселся, шевелит ушами.
Ну и разозлился же я — издевается надо мной лупоглазый. Эх, ружье бы…
Назавтра я прихожу из школы расстроенный. Бронюс пристает, велит шкуру принести, а откуда я ее возьму? «Надо собственной головой думать», — вспоминаю я слова учителя, а что толку. Что уж тут надумаешь…