Два дня из жизни Константинополя
Шрифт:
Андроник Комнин был внуком императора Алексея I, основателя Комниновской династии. Отец Андроника Исаак носил высокий титул севастократора, введенный Алексеем I для самых близких родственников государя.
Монета Андроника I
Монета Исаака II
Алексей I коренным образом перестроил систему византийской титулатуры: в X в. все византийские чиновники делились на разряды, среди которых самыми высокими
Севастократор Исаак, отец Андроника, тоже был полководцем.
Он был и крупным земельным собственником. Помимо деревень, Исааку принадлежали крепости, рынки, корабли. В его владениях были поселены свободные воины, которые несли севастократору военную службу. На его полях и в виноградниках трудились зависимые крестьяне.
Поссорившись со своим братом, императором Иоанном II, Исаак был вынужден около 1130 г. уйти в изгнание. Вместе со старшим сыном Иоанном он жил некоторое время среди турок-сельджуков, рассчитывая, по-видимому, с их помощью если не овладеть престолом, то во всяком случае причинить много неприятностей старшему брату. Вся эта авантюра оказалась безрезультатной, севастократор вернулся на родину, и хотя он несомненно принадлежал к числу богатейших и влиятельнейших византийских вельмож, взаимоотношения Исаака с его царственным племянником Мануилом I оставались довольно напряженными. Как-то во время похода на мусульман разнесся слух, что Мануил пал в сражении, Исаак тут же кинулся к царскому шатру, надеясь овладеть короной. К его величайшему сожалению, слухи о смерти Мануила оказались ложными.
Андроник был беспокойным сыном беспокойного отца.
О матери Андроника прямых свидетельств в источниках нет, но иногда, основываясь на косвенных данных, предполагают, что женой Исаака была русская княжна, дочь Володаря Ростиславича. Это предположение, кстати сказать, могло объяснить ту тягу к Руси, которая сказывалась у Андроника вплоть до последних дней его бурной жизни. Мы видели, что он пытался бежать, отчаявшись удержаться в Константинополе, не куда-нибудь еще, но именно к тавроскифам, на Русь.
Андроник, ровесник своего двоюродного брата Мануила I, родился около 1123 г. и воспитывался при дворе Иоанна II — может быть потому, что его отец Исаак бежал к сельджукам, когда Андроник был совсем еще маленьким мальчиком, а может быть потому, что его рождение давало ему право расти вместе с царскими сыновьями. Как бы то ни было, здесь, при дворе, получил Андроник образование.
Вселенная
Обучение византийского мальчика начиналось лет в 6 или 7 в школе грамматиста, учившего читать и писать. Сперва заучивали буквы, затем слоги, наконец — целые слова. Потом переходили к чтению и вызубриванию Псалтыри — книги псалмов, включенной в состав Ветхого Завета и занимавшей важное место в христианском богослужении. Писали школьники на табличках, покрытых воском, при помощи острой металлической палочки, заканчивавшейся шариком на другом конце — он служил для стирания написанного. Учил грамматист и элементарному счету.
Восприятие школьной премудрости требовало старательности и давалось, разумеется, далеко не всегда с легкостью. Розга при этом рассматривалась как нормальное воспитательное средство. Впрочем, византийцы полагали, что одним трудом не овладеть грамотностью, и возлагали большие надежды на чудо и на божественную помощь. Были особые молитвы школяров, однако обращались в ту пору не только к Всевышнему, но и к магии. По представлениям византийцев, чтобы помочь школьнику, нужно
Обучение в начальной школе продолжалось два-три года, и этим для многих завершалась школьная премудрость. Но, разумеется, царские дети могли рассчитывать на лучшее образование.
Второй период обучения назывался у византийцев общим образованием, «энкиклиос педиа».
Школьная программа включала в себя грамматику и риторику и ориентировалась она преимущественно на античные образцы. Классическим учебником грамматики считалась книга Дионисия Фракийского, составленная еще во II в. до н. э.! Собранные там наставления и правила дополнялись грамматическими сочинениями ранневизантийской поры, в том числе руководством Георгия Хировоска (VII или VIII в.), приспособленном к тексту Псалтыри. Основной материал для чтения и комментария опять-таки давали античные авторы — прежде всего Гомер, а также трагики, Аристофан, ораторы. В процессе чтения ученики получали отрывочные сведения по древней истории, географии и мифологии, без которых понимание классиков было бы невозможным. Обучение риторике давало им возможность говорить и писать письма, подражая классическим древнегреческим образцам.
По-видимому, в состав византийской энкиклиос педиа включалась также и наука, которую называли философией. В римской школе грамматика, риторика и философия составляли так называемый тривиум (буквально «перекресток трех дорог»), первую ступень семи свободных искусств, за которым следовал квадривиум («перекресток четырех путей»). В Византии соотношение философии с остальными науками оказывалось более сложным: под философией понималось отнюдь не только знакомство с античными философами, Платоном и Аристотелем в первую очередь, но и изучение разных дисциплин, в том числе «математической четверицы», куда, помимо арифметики, геометрии и астрономии, входила также и музыка. Математическая четверица соответствовала римскому квадривиуму.
Очень расширительно трактовал философию видный богослов VIII в. Иоанн Дамаскин, попытавшийся систематизировать всю сумму необходимых человеку средневековья знаний. Он разделял философию на теоретическую и практическую. Первая охватывала богословие (иногда философия вообще приравнивалась к богословию и даже, более того, к монашескому образу жизни), математическую четверицу и физиологию, под которой понималось учение об окружающей нас природе — растениях, животных, минералах. В предмет практической философии Дамаскин включал этику, политику и экономику, но этим дисциплинам византийская школа, как правило, не уделяла серьезного внимания.
В других случаях философию определенным образом противопоставляли математической четверице; при этом иногда ее сужали до логики, или, как тогда говорили, диалектики, и рассматривали как средство отточить ум, прежде чем приступать к арифметике и музыке; в других случаях, напротив, математические предметы трактовались как «четыре служанки истинной науки», преподававшиеся прежде их госпожи — философии.
Все эти дисциплины, довольно неопределенные по своему содержанию, в сущности научали особому, условному языку — языку образованной элиты, которую не следует смешивать с военно-аристократической элитой и которая занимала основные посты в государственной администрации и в Церкви. Это был язык, отличавшийся своим словарем и грамматикой от разговорного языка улицы, язык, осложненный развитой системой аллегорий, образов и клише, доступных лишь посвященным.
Впрочем, школа давала и кое-какие «практические» знания, необходимые будущему чиновнику: например, здесь обучали тахиграфии — умению записывать сокращенно и, вероятно, начаткам нотариального дела. История или история Церкви иногда включалась в школьную программу как особый предмет, но иностранные языки не изучали в византийской школе.
Византийский писатель Николай Месарит, младший современник Андроника I, рассказывал о школьных годах своего брата Иоанна и отмечал при этом два его свойства, особенно высоко ценившиеся: во-первых, Иоанн обладал отличной памятью и целые томы легко запоминал наизусть, а во-вторых, он хорошо писал схеды — сочинения. Именно поэтому, добавляет Николай, учитель никогда не бранил его и не бил по щекам.