Два дня «Вериты» (Художник В. Чурсин)
Шрифт:
Этот скучный парень Руми помалкивал и готовил на костре еду. Слейну сводила скулы зевота. Потом он почувствовал щекой мокрую траву, привиделись опять камни дороги, качающаяся грива лошади… А потом уже ничего не снилось. Усталость подарила такой безмятежный сон, какого не бывало дома, в мягкой постели. Доктор разбудил Слейна часа через полтора. Они поели и тронулись дальше.
К вечеру солнце выпуталось из облаков. Оно висело уже над горными гребнями, когда путники добрались до Кхассаро.
Слейн облегченно вздохнул, предвидя скорый конец непривычного путешествия. Однако не доезжая с полмили до первых
— Слушай, Джо, — сказал вдруг доктор, — а ведь десять автоматчиков могли бы удержать здесь целую армию.
— Возможно. И геройски погибли бы от налета авиации. Кроме автоматов нужно иметь еще зенитное и противотанковое оружие, хотя бы с дюжину истребителей и, самое главное, могущественного союзника за пределами страны. Впрочем, индейцам уже нечего защищать. Их боевая песня спета.
— Ты прав.
— А что, не собираешься ли ты поднять индейское восстание? — засмеялся Слейн.
— Не выдумывай. Вот мы почти и приехали, Джо. Моя больница находится несколько на отшибе, зато в очень удобном месте. Один из моих предшественников основал ее вдали от поселка, поскольку тогда свирепствовала чума. Я ему благодарен за это. Нередки и теперь эпидемии — нищета болезнями богата.
В лощине между скал, на краю глубокого каньона, стояло четыре белых домика, сложенных из камня, окруженных проволочной изгородью. С горы по крутому каменистому руслу сбегал неширокий поток и исчезал в ущелье. В лощине стоял монотонный шум, к которому быстро привыкало ухо. Среди дикой красоты скал домики выглядели весело и гостеприимно, обещая покой и уют. У изгороди была раскинута индейская палатка и паслись две лошади.
Всадников заметили, и около десятка индейцев выбежали встречать доктора. И снова Слейн с некоторой добродушной завистью отметил, что Гарри здесь любим и почитаем. Вежливо поклонившись Слейну и помахав рукой Руми, индейцы тесно окружили доктора, оживленно заговорили и вообще вели себя не так, как принято в обращении с белым человеком, хотя в каждом их жесте чувствовалось уважение. Палатка принадлежала, очевидно, приезжей семье, ожидавшей доктора. Те, приезжие, резко отличались от прислуги больницы бедной одеждой, робким, сдержанным поведением. Держались в сторонке, ожидая, когда придет их черед.
Особенно оживленно тараторила и жестикулировала молодая красивая индианка в белой кофте и шерстяной пестрой юбке, остальные безоговорочно предоставляли ей первое слово. Выслушав ее, доктор обернулся к спутникам:
— Извини, Джо, тут привезли больного, боюсь, что у мальчонки дело серьезное. Руми позаботится о тебе.
Он сказал несколько слов Руми, и тот жестом пригласил журналиста следовать за собой. Один из встречавших мужчин взял за повод вьючную лошадь, другой увел к конюшне остальных.
Шагая за Руми к дому, журналист с интересом осматривался. Поражала чистота больничного двора, аккуратные клумбы с цветами, асфальтовые дорожки. Немного походило на пансионат. К домикам тянулись провода.
— О! Послушай, Руми, да здесь у вас электричество!
— Сеньор доктор поставил на ручье турбину с генератором, — по-испански ответил Руми. Журналист изумленно взглянул на него: кажется, этот парень разбирается кое
— Здесь будет ваша комната, сеньор, — индеец ввел Слейна в комнатку, похожую на корабельную каюту размерами и безукоризненной чистотой. Шкаф для одежды, стол, два мягких стула и простая кровать. Ничего лишнего, только необходимый комфорт.
— Сейчас будет готова ванна, сеньор.
— Спасибо, Руми, — благодарно улыбнулся Слейн. Его поясница болела, от многочасовой езды в глазах колыхались стены комнаты. Он устало опустился на стул и закрыл глаза.
Слейн принял ванну, облачился в пижаму, очевидно, принадлежавшую хозяину, и, блаженно жмурясь, отдыхал в своей комнате, когда, постучав, вошла, давешняя индианка.
— Добрый вечер, сеньор, — поклонилась она. — Стол накрыт, и сеньор доктор ждет вас.
— Великолепно! Еще немного, и ему пришлось бы спасать от голодной смерти одного старого приятеля. Ведите меня, сеньорита!
В столовой, когда Паула вышла, Слейн подмигнул доктору:
— У тебя симпатичная подруга. Честное слово, можно позавидовать!
Доктор нахмурился.
— Это не совсем то, что ты думаешь, Джо. Паула у меня на все руки — готовит, стирает, наводит порядок и помогает в больнице. Но она не любовница. Правда, она служит… вроде громоотвода, что ли.
— От кого же может тебя защитить эта девчушка?!
— От общественного мнения, — усмехнулся доктор. — Противно, однако необходимо, и тут уж я ничего не поделаю. У здешней так называемой «белой» администрации принято держать при себе наложницами индианок, и мне просто не хочется лишний раз казаться белой вороной. Пусть «цивилизованное» общество в Кхассаро думает, что я взял ее для развлечений, так спокойнее для меня и безопаснее для нее. Был у нас в Кхассаро чиновник полиции, пожилой и довольно мерзкий тип. Паула тогда жила с отцом, и сеньор полицейский скоро оценил ее привлекательность. Конечно, он пожелал заполучить ее и как-то вечером поволок к себе в резиденцию, даже не постеснявшись прохожих на улице. Отец Паулы, полунищий индеец, видел и молчал — что он мог сделать против господина? Может, мне не следовало вмешиваться в это дело. Да уж очень разительным был контраст: пьяная ухмыляющаяся морда — и худенькая плачущая девчушка в рваной кофте. Ей тогда и пятнадцати не было. Словом, я не выдержал… Чиновник взъярился и чего только мне не наобещал! И все-таки в результате Паула стала моей экономкой, а чиновник остался с носом.
— Как же вы с ним теперь?
— Да никак. Вскоре его нашли на дороге с разбитой головой. Нет, я тут ни при чем, можешь мне поверить. На горных тропах свалиться с коня дело нехитрое, а этот по вечерам редко бывал трезвым. В тот год на Каменном ручье — это милях в двенадцати от Кхассаро — стояли лагерем ученые-американцы. Кажется, они там устроили временную станцию наблюдения за искусственными спутниками. Индейцы рассказывали, что у них разные приборы, телескопы и так далее. Так вот, тот чиновник все ездил к американцам играть в карты. Может, те янки и помогли ему разбиться, кто знает. Только после нашей стычки все приписали мне и прониклись ко мне уважением как к человеку решительному. Черт с ними, если не умеют уважать, пусть хоть боятся. Лишь бы сюда не лезли. Выпьешь еще, Джо?