Два евро на сдачу
Шрифт:
– Ну прости! Что-то я не услышала от тебя никаких идей, пришлось действовать, как умею. Какие все вокруг чувствительные!
Дверь в квартиру Патрика Люмо оказалась уже открытой.
– Ты уверена, что можно? – тихо спросил Даниэль, но Кларисса твердым шагом уже входила в прихожую.
Внутри на стенах и на потолке было невероятное количество позолоты, лепнины и огромных картин, вероятно, известных художников, и Клариссе показалось, что она попала в музей. Через пару секунд в прихожей появился человек, который, казалось, был прифотошоплен к окружающей обстановке, иначе он в этих декорациях никак не мог бы очутиться. Он был одет в помятый халат,
– Здравствуйте. – Даниэль стал неловко переминаться с ноги на ногу.
Патрик Люмо молча стоял, засунув руки в карманы халата. Кларисса прочистила горло, вдохнула поглубже и вдруг, показалось, утратила всякую решительность.
– Что вам нужно? – строго спросил месье Люмо.
Кларисса посмотрела на Даниэля в поисках поддержки, но тот так же вопросительно уставился на нее. Она шумно выдохнула.
– Мне нужно с вами поговорить, – сказала она как можно тверже и вздернула подбородок.
Патрик секунду поколебался, но все же повернулся и жестом пригласил их следовать за собой. Из прихожей они попали в огромный зал с окнами во всю стену и потолком высотой в два этажа, на котором висела невероятных размеров хрустальная люстра, как в каком-нибудь оперном театре. В зале помимо позолоты и картин были еще и скульптуры, а ковер и вся мебель ослепляли своей белизной. Патрик молча указал на диван, а сам сел в кресло напротив. Кларисса с Даниэлем замешкались, глядя на свои ботинки, покрытые слоем дорожной пыли.
– Вы ждете, что я вам предложу напитки? – усмехнулся Патрик.
Кларисса и Даниэль прошли по ковру и сели на диван, скрипнув его кожаной обивкой. Патрик выжидающе смотрел на Клариссу.
– Знаете, – начала она, прочистив горло, – в детстве я очень любила все ваши мюзиклы и не пропускала ни одного, если их показывали по телевизору. Я многие ваши песни оттуда знала наизусть и представляла, как сама стою с вами на одной сцене и пою. Я беззвучно открывала рот, как будто пою под фонограмму, повторяла танцевальные движения, как могла… – Кларисса замолчала, опустив глаза на сумочку у себя на коленях и теребя ее ручку.
– И? – Патрик вольготно развалился в кресле, разложив руки на подлокотниках. – Вы пришли признаться мне в любви и взять автограф? Очередная сумасшедшая фанатка?
Кларисса посмотрела на его обрюзгшее тело и вдруг поняла, что так сильно выбило ее из колеи, как только она зашла в квартиру.
Мама закрылась у себя в комнате. Они опять ругались с папой. Их ссора застала меня в ванной. Я закрылась изнутри и села на пол, прислонившись спиной к двери. От этих криков я чувствовала себя парализованной. Невозможно было двигаться и даже думать. Живот скрутило в узел. Тело напрягалось так, что иногда ноги начинало сводить судорогами. И всегда подташнивало. Я видела, что в минуты отчаяния в фильмах люди начинают молиться. В нашем доме никто никогда не молился, но я закрывала глаза и пыталась отправить посыл какому-нибудь могущественному существу, которое намного сильнее меня и может вдруг прийти на помощь. Вязкие мысли в голове не хотели двигаться, поэтому весь мой посыл состоял из одного слова: «Пожалуйста…» Страшно было подумать, что кому-то из родителей понадобится в ванную, и тогда мне придется выйти, и все те сгустки ненависти, от которых меня отделяла тонкая деревянная дверь, понесутся в меня. И я не выдержу. Но никто не захотел зайти в ванную. В конце концов дверь маминой спальни хлопнула так, что я почувствовала вибрацию по полу и услышала треск, с которым в коридоре где-то от стены отошли обои. Казалось, что до этого момента я и не дышала. Я просидела так, наверное, еще несколько часов, пока меня не отпустило настолько, чтобы я могла встать. Тело стало ватным и не хотело двигаться, как будто я не сидела, а таскала кирпичи. Я прильнула ухом к закрытой двери – на всякий случай. Тишина. Я потихоньку вышла из ванной. Свет в квартире везде был выключен. Темнота меня не пугала. В темноте со мной никогда не происходило ничего страшного. Она заботливо окружила меня со всех сторон, и я на ощупь добралась до зала, откуда доносился храп отца. Он спал в углу комнаты на матрасе, положенном на пол. Когда мама окончательно выгнала отца из спальни, он пару ночей пытался, скрючившись, спать на маленьком диванчике в зале, который даже не разбирался. Но потом все же купил себе матрас. Посреди зала стоял телевизор, отвернутый экраном от матраса.
От Патрика несло перегаром. Она настолько привыкла в детстве к этому запаху, что даже сейчас не сразу заметила его, хотя ее тело захотело скукожиться еще в прихожей. Кларисса почувствовала, как у нее все сжалось в груди от злости и отвращения. Пауза затянулась. Казалось, что время и вообще вся реальность вокруг превратились в болото. Язык не хотел шевелиться. Кларисса молча встала и пошла к выходу, не посмотрев на Патрика.
– Кларисса! – Даниэль развел руками, переводя взгляд с ее удаляющейся спины на Патрика, который привстал и вытянул шею, чтобы лучше видеть, куда Кларисса направляется.
В прихожей она прибавила шаг и, выскочив за дверь, побежала по ступенькам вниз.
– Что случилось? – спросил Даниэль, догнав Клариссу на крыльце дома. Кларисса скрестила руки на груди, уткнулась взглядом в ступеньки и заелозила ботинком по каменному полу.
– Кларисса, мы потратили столько времени, чтобы ты поговорила с ним, а ты просто встала и ушла. А это был единственный шанс, между прочим, я думаю, он теперь нас близко не подпустит, еще и судебный запрет какой-нибудь запросит. Ничего не хочешь объяснить?
Кларисса усмехнулась и посмотрела Даниэлю прямо в глаза:
– Сколько времени ты потратил? Два дня?
– Согласен, не так много, но ты учти, что мне-то это вообще не нужно было, поэтому для меня это довольно много времени, чтобы тратить его на чужие проблемы, – сказал Даниэль и, помолчав секунду, подчеркнул: – Которые меня вообще не касаются.
Кларисса кивнула, вздохнув.
– Можешь рассказать хотя бы, в чем дело?
– Я потратила на него много лет. А он оказался алкоголиком со звездной болезнью. Я сидела там, а в голове проносились вопросы… Что я здесь делаю? О чем я вообще думала? Разве мог этот человек, развалившийся в кресле, определить мою судьбу на долгие годы? Я поняла всю бессмысленность моей затеи. Какие бы ответы я ни искала, они явно находятся не здесь. Что изменится, если даже этот спившийся неудачник, бывший когда-то всемирно известной звездой, почувствует себя виноватым и возьмет обратно свою фразу, брошенную мне дежурно, точно так же, как и тысячам других фанаток?
– Так а что случилось-то?
Кларисса поморщилась и нехотя стала рассказывать:
– Мы с бабулей однажды попали к нему на концерт. Мне было лет семь. Я к тому моменту знала наизусть все песни мюзиклов, в которых он играл. А после концерта можно было взять автограф у нескольких артистов, в том числе и у него. Там выстроилась огромная очередь, я была невысокая и худенькая, поэтому протиснулась вперед. Он подписал мне плакат из журнала, который я взяла с собой. А пока ставил автограф, спросил, кем я хочу быть, когда вырасту. Я сказала: «Я хочу петь в мюзиклах, как вы!»
Кларисса замолчала.
– И что он сказал тебе?
– Что у меня все получится, и что все будет хорошо.
Даниэль все так же смотрел на Клариссу, ожидая продолжения. Она развела руками.
– И что? – попытался он докопаться до истины.
– Ничего не получилось и не стало хорошо! – воскликнула Кларисса, округлив глаза, как будто для Даниэля это должно быть очевидно.
Он закрыл лицо руками и тихонько застонал.
– А теперь, сидя там, я просто поняла, что даже если я и скажу ему все, что собиралась, прямо в его опухшее лицо, у меня внутри ничего не изменится. Ни-че-го. И навалилась какая-то апатия. Что теперь делать? Что делать, если цель последних твоих нескольких лет не оправдала себя?