Два императора
Шрифт:
— Слушаю, ваше величество!
Дюрок поспешил отдать гофмейстеру нужные приказания.
Наполеон вошёл в огромный зал, стены которого были украшены портретами, изображавшими лиц прусского королевского дома. Он стал внимательно рассматривать портреты.
— Не правда ли, господа, все они почитали себя за великих? — обратился Наполеон к окружавшим его маршалам и генералам. — И все они гордились своим высоким происхождением, своей королевской короной, — но смерть и их обратила в прах. А я обращу в прах всю Пруссию, уничтожу и растопчу её! — резко добавил он и отошёл от портретов. — Да, да, на земле нет ничего прочного и вечного! Пруссия
— А где портрет короля Фридриха-Вельгельма Третьего? — вдруг спросил Наполеон, ни к кому не обращаясь.
— Вот, ваше величество, портрет ныне царствующего короля, — тихим и робким голосом ответил находившийся тут гофмаршал прусского короля.
— Ныне царствующего короля! Как это громко! — с саркастической улыбкой сказал император и повернулся спиной к портрету. — Дюрок, проводи меня в комнаты, где останавливался император Александр.
Наполеон слегка кивнул головою маршалам и генералам и пошёл за Дюроком. Они проходили рядом пышных зал.
— Однако эти короли умеют жить хорошо, — улыбаясь, заметил Наполеон.
— Вот, государь, те комнаты, которые занимал император Александр. Мне здешний гофмейстер сказал, что всё оставлено здесь в том виде, в каком было во время посещения императора.
— Знаешь, Дюрок, мне хочется сойтись с русским государем. Только он один твёрдо стоит на страже своего народа. Он законный государь. А законность, Дюрок, больше могущества! Это меч, которым я не могу овладеть со всеми моими пушками.
— Государь, вы могущественный властелин почти всей Европы! — польстил Наполеону Дюрок.
— Почти верно! Да, да, я верю, Дюрок, в мою счастливую звезду — и буду обладать всей вселенной. Я… я низвергну все троны, прогоню всех законных властителей. И будет один только трон — это мой! Я буду основателем новой династии! — кичливо сказал император.
— Вы не забудете, государь, и ваших покорных приверженцев! — раболепно изгибаясь, промолвил тихо Дюрок.
— Я хочу основать новую династию и быть наполеоновской династии родоначальником! — говорил Наполеон. — Разумеется, если у меня будет сын, законный наследник. Я очень, очень сожалею, что нет у меня сына от Жозефины. [40]
40
Богарнэ, Жозефина (1763–1814) — первая жена Наполеона I, французская императрица.
— Об этом сожалеет, ваше величество, вся Франция.
— Не моя вина будет, если обстоятельства заставят меня развестись с Жозефиной…
— Как, государь, вы хотите расстаться с императрицей? — быстро спросил Дюрок у Наполеона.
— Я никогда, никогда не забуду её, — со вздохом ответил Наполеон; на этот раз его сухое, холодное лицо приняло печальное выражение. — Я буду любить Жозефину всегда — она этого заслуживает. Для меня слишком тяжело расстаться с ней.
— Не делайте этого, государь! Императрица не переживёт разлуки, она будет страдать.
— Поверь, Дюрок, я буду страдать не менее её. Если будет она плакать — то не обо мне, а о потерянной власти, а я буду оплакивать женщину, которую так горячо любил.
— Вы несправедливы, государь! Императрица любит вас одного. Что ей до власти! Вспомните, ваше величество, она плакала, когда
— Однако, Дюрок, какой ты верный и хороший защитник императрицы! Если бы я не был в тебе уверен, я бы подумал, что Жозефина тебя подкупила! — Наполеон весело засмеялся.
— Послушайтесь, государь, моих преданных советов, не отталкивайте императрицу от вашего сердца. Она ваш ангел-хранитель! Императрица принесла вашему величеству счастье.
— Ошибся, любезный маршал! Я сам составил себе счастье. Я буду стремиться туда, куда влечёт меня судьба! Мои планы ещё не окончены и не приведены в порядок. Я буду ждать: мне нужно время, чтобы привести в исполнение всё задуманное мною. Я дал себе слово завоевать целый свет — и сделаю это. Повторяю, я буду властелином всего мира! И тогда мне будет нужен законный наследник, тогда я расстанусь с Жозефиной и женюсь на другой. А до того времени я буду жить с Жозефиной. Но довольно об этом, я устал, и мне надо отдохнуть…
Он подошёл к постели, украшенной бархатным балдахином, и растянулся на роскошной кровати, отделанной золотом и слоновой костью.
Спустя три дня после описанного Наполеон торжествующим победителем въехал в Берлин. Огромная толпа народа, походившая на бушующее море, встретила его. По обеим сторонам улиц, по которым проезжал французский император, шпалерами стоял народ; окна, крыши, деревья — всё усыпано было народом. Эта многотысячная толпа безмолвствовала, на лицах видна была печаль; не слышно было ни говора, ни смеха; жители Берлина покорились своей участи и не столько с любопытством, сколько со злобой и презрением смотрели на гордого завоевателя. Дамы были в глубоком трауре, с чёрными вуалями.
С колокольным звоном и пушечною пальбою въезжал Наполеон в Берлин в сопровождении своих маршалов. Бледное, суровое лицо властелина выражало ледяное спокойствие; он ехал в поношенном мундире, без всяких орденов; простая треугольная шляпа покрывала его голову. Гордо и величественно сидел он на великолепной лошади; по временам проницательно оглядывал он народ, изредка кивал головою. Уличные мальчишки да переодетые французы громко кричали:
— Да здравствует император!
С любопытством смотрел народ и на блестящую армию Наполеона; лица солдат-французов были тёмно-коричневого цвета; глаза у них горели каким-то диким огнём; на них надеты были тёмные куртки, шитые золотом, широкие красные шаровары, сбоку висели кривые сабли, на головах надеты разноцветные тюрбаны; это были сыны степей — мамлюки императора. Вот другой отряд, с длинными бородами, с загорелыми лицами, в высоких медвежьих шапках; сбоку у них прицеплены огромные топоры — это сапёры; сзади сапёров ехали знаменитые гренадеры; потом ехали егеря в зелёных мундирах.
В берлинском дворце для встречи императора собраны были все именитые граждане и сановники. Император мало обратил внимания на высокопоставленных лиц Пруссии и, сказав им несколько холодно-вежливых слов, направился во внутренние комнаты дворца.
Побеждённый прусский король поторопился прислать Наполеону письмо, в котором, между прочим, писал:
«Брат мой! Когда я сам просил у вас мира, то я немного задумался над вашими предложениями. Теперь же я желаю во что бы то ни стало и как можно скорее заключить его. Я снова желаю вступить с вами в дружественные отношения… Я очень доволен и счастлив, что вы обитаете в моих дворцах».