Два колдующих дитя
Шрифт:
Ювэр отряхнула руку, вытерла ладонь о бедро, и двинулась дальше. За ее спиной Элла присела на одну из подушек. В комнате стало темнее – буря за окном уже вовсю набрала смелости, погрузив город во мрак. Где-то наверху слышался топот отца по полу кабинета, а в глубине дома голоса с кухни – мать с помощницей готовила ужин. До них дошел легкий запах булочек и печеной картошки, и голодная Элла потянула носом.
Ювэр шла от портрета к портрету: дедушка, бабушка, папа и мама, картины давних предков и маленькие портреты детей, Каро и Литты. Она протерла раму каждого, прежде, чем сказать еще
– Помнишь, как Каро устраивала вечера бурь? – спросила девочка и обернулась.
Она видела лишь силуэт сестры в сгущающейся темноте, как та вальяжно, даже по-мужски расставив широко ноги, сидела на диванчике. Ювэр вновь улыбнулась.
– Мы перетаскивали книги из библиотеки наверху в эту комнату, дедушка садился вон там, – она указала рукой в дальний угол. – Мама приносила солонину и сыр, папа разливал вино, зажигал свечи. В те вечера мне казалось, что на всем острове мы были одни.
– Я помню то безвкусное вино, – подтвердила Элла. – Мама вечно спорила с Каро, но та всегда побеждала и разбавляла нам его водой до тех пор, пока оно не становилось еле красным.
– Да, и яблоки. Мы еще пекли яблоки с медом и объедались ими, пока все щеки не обсыпало пятнами. – Ювэр грустно хохотнула. – И читали всю ночь. Помню слуги тоже были с нами. Мы садились вокруг Каро большой семьей и слушали рассказы о Старом мире, о войнах и болезнях.
– Именно Каро привела в наши земли Тавота. Его самого и его дары, – сказала Элла. – Он подарил нам мир взамен на отказ от убийств. Наши предки делили земли островов до крови и, когда-нибудь, перебили бы друг друга. Дедушка рассказывал, как его отец погиб, защищая семью.
– Тавот наслал болезнь отцу за то, что тот убил родного брата. – Ювэр подошла к сестре и села рядом. – Неужели трон стоил того?
Элла почувствовала грусть в голосе сестры. Она обхватила ее за плечи и прижала к себе, ощутив тепло тела и запах волос.
– Он заслужил свое проклятье.
– Я не хочу уезжать, – голос Ювэр сорвался.
– Если бы я могла что-то решать, то ты бы осталась со мной навеки. Мне остается только молиться, чтобы король Мали был с тобой ласков и честен, чтобы жители Тхамара приняли тебя радушно.
– Тавот отвечает на твои молитвы? – спросила Ювэр приподняв голову.
– Молчит. – Элла погладила сестру по волосам. Ювэр кивнула и вздохом показала, что с ней Бог тоже не спешит говорить.
– Сегодня прибыл корабль из Цве, – сказала Ювэр и вновь положила голову на плечо сестры. – Папе привезли быков. Много быков. Их выгрузили прямо на берег, как мешки с мукой.
– Мне жаль, что их убьют. Но, зная отца, ни твое слово, ни мое не сможет его переубедить.
Элла молча смотрела в темноту. В комнате уже ничего нельзя было увидеть, но ей нравилось ощущать присутствие сестры и знать, что она рядом. Она слышала, как стучит ее сердце – сильное и отзывчивое, самое доброе в мире. Элла надеялась, что жители Приама в безопасности в своих домах, едят ужин с семьей и прислушиваются к ветру за окнами.
– Ты, конечно же, помогла там? – спросила Элла.
– Да, я накормила купцов и рыбаков, помогла вновь прибывшим людям… У многих потрескалась кожа от соленого ветра и не хватает зубов.
–
– Но, ты не права. Они получат здесь дом и работу, и свободу, создадут семьи, смогут путешествовать.
Элла не стала говорить сестре, что для того, чтобы вывезти их из Цве, отцу пришлось заплатить и теперь те люди, что прибыли сюда, будут получать мизерные деньги, пытаясь свести концы с концами и отдавая долг королю и его семье.
В коридоре всплыл тусклый желтый свет. В комнату вошла женщина, небольшого роста, с длинными темными волосами. Она прищурилась, вытянула руку со свечой вперед, пытаясь осветить помещение и, увидев дочерей, насупилась.
– Что вы спрятались как кроты? Ужин давно готов!
Элла лежала в своей комнате на кровати и смотрела в потолок. Синего цвета балдахин висел неподвижно. Обычно, она открывала окна на ночь, и он развивался, напоминая волны моря в шторм, но сейчас, когда все было закрыто, он висел без малейшего шороха. Она любила носить одежду синего цвета – он красиво оттенял ее кожу, хорошо сочетался с золотыми украшениями, которые любила повесить на них мать.
Элла повернулась на бок и уставилась на вазу, стоящую на полу. Она была широкой, с причудливым красным орнаментом, будто кто-то нарисовал на ней лепестки невиданного цветка – эту вазу привез Воридер из Старого мира, с тех островов, где Элла никогда не была. Воридер часто привозил им с сестрой подарки, часто шутил и смеялся, устраивал игры. Во многих участвовали и жители Приама, соревнуясь за приз, а после, на главной площади, все ели и пили, смеялись, рассказывая истории. Каро говорила о том, что ни один остров из Нового мира не может похвастаться такой сплоченностью с народом, как их королевская семья.
Воспоминания о любимом дяде всколыхнули сердце Эллы. Слезинка скатилась из глаза, упала на подушку и мгновенно впиталась в ткань. Она подумала о Литте, видевшей смерть отца, вспомнила глаза Каро полные страха и гнева. Комната поплыла от застилавших глаза слез.
Тот день был самым страшным в жизни маленьких принцесс. Элла вспомнила, как услышав истошный крик, забежала в комнату Ювэр и спряталась с ней в шкафу. Они слышали топот быка, от которого содрогался пол, встревоженные голоса слуг, пробегающих мимо и плач. Ювэр тогда спросила о Литте, но Элле нечего было ответить. Уже после, выбравшись из своего укрытия, они увидели кровь, растекающуюся под дверью спальни Воридера и узнали от матери, что их отец сошел с ума, убив брата, его жену и Литту.
Элла выдохнула, терпкий запах комнаты давил, тишина злила, а духота никак не хотела отступать. Она перевернулась на спину, ощущая, как пот катится по спине, и ночная сорочка вмиг прилипла к бедрам. Девушка скучала по той жизни, что у нее была, по тому, как Литта могла ворваться в комнату и хохоча сбросить девочку с постели. Они тогда все, в тайне от матери, собирались в комнате Эллы и спали на полу, представляя какое у них будет будущее. Но теперь дом был тих. Где-то там, в конце коридора, спали ее отец и мать, а напротив сестра, но Элла не хотела никого тревожить. Наконец, воспоминания ее убаюкали.