Два короля
Шрифт:
И она вышла, оставив гостью.
«Обиделась, — с досадой подумала Элья. — Как же неловко получилось… Но ведь и она не должна говорить подобных вещей о гостях своего хозяина! Предположить, что Грапар боится… какая глупость!»
Элья снова глянула в окно. Совсем скоро она выйдет за порог этого мрачного особняка и отправится в неизведанное… Осталось не больше часа. Может, даже несколько минут. Последние приготовления. Их маленький отряд расправляет крылья, готовясь к тому, чтобы покинуть родные места… Самое время почувствовать если не тоску, то хотя бы какие-то её отголоски. Вон он, город, изученный с детства
Однако, вместо тоски, она ощущала лишь невозможность испытать эту самую тоску. И некоторое недоумение: ведь это, наверное, неправильно, так не должно быть…
Сосредоточившись, Элья представила себя сначала на маленькой сцене в Зале Совещаний — лица уставших министров, красные портьеры на окнах, кружение и мельтешение, скупые аплодисменты. Потом — в их с Ралеттой комнатке: жёлтый круг от светового кристалла, одежду на вешалках, запах старого лака, которым покрыт паркет, шкатулку с фигурками богов, доставшуюся ей от бабушки…
Нет, даже от воспоминания о шкатулке не защемило сердце.
Внезапно раздался стук в дверь — быстрый, энергичный.
— Элья! — донёсся до неё голос Грапара. — Вы готовы идти?
— Да! — Элья метнулась к двери, прихватив попутно заплечный мешок и позабыв как о своей неосуществимой тоске по Аасте, так и об удобной обуви, за которой пошла Трюф.
Грапар изучающе оглядел девушку. А вернее, её платье с синими цветами.
— Вам хорошо бы подобрать что-нибудь менее приметное, — сказал он. — Может, одолжить у прислуги?..
Элья представила себя в мешковатом платье, как у Трюф, и погрустнела. Однако постаралась никак не выдать своего состояния.
— Конечно. — Она изобразила воодушевление, словно бы всю жизнь мечтала носить подобную одежду. — Я попрошу.
5
Герек сидел за столом и мрачно вглядывался в изгибы соцветий, по форме напоминавших утиные головы. Цветы красноречиво назывались утами и росли в деревянном ящике, наполненном специальной, довольно дорогой смесью. Синева их лепестков стремилась к сумеречному фиолету, к цвету неба в странах за Драконьим Хребтом. Герек не мог отделаться от чувства, что если он поймёт, почему лепестки именно такие, а не чёрные, то постигнет устройство всех миров.
А лепестки должны были быть именно чёрными. Сорт назывался «Чёрный всплеск», и в умелых руках цвет этих утов имел бы ту же окраску, что, скажем, цвет угля или смолы.
Но руки Герека почему-то не оправдали его доверия.
Теперь придётся дарить Линте это. Или смириться и обойтись каким-нибудь простым незамысловатым подарком. Скорее, второе, чем первое. Герек был уверен, что сгорит со стыда, вручая цветочному мастеру букет сине-фиолетовых утов. Да и с Линты станется его высмеять…
Внезапно зашелестела багровая, как венозная кровь, листва адрилля, заморского кустарника, купленного на рынке полудохлым саженцем, а сейчас вымахавшего выше Герека — тоже, кстати сказать, не низенького. Даже не глянув в сторону встрепенувшегося, как от порыва ветра, куста, парень закатил глаза к
— Так… — зазвучал в комнате голос отца. — Значит, вашу подругу зовут Элья? И когда вы видели её в последний раз?
Тут же запричитала какая-то девушка, перемежая торопливую речь с хныканьем и шмыганьем носом. Голос у неё был препротивный, как у всех плачущих женщин. Да сколько можно уже, в самом деле?!
Герек раздражённо вскочил и подошёл к кадке с кустом. В слабом освещении специальных, настроенных на растения световых кристаллов продолжали дрожать тёмно-красные листики — уже без шелеста. Голоса были слышны очень хорошо. Голоса — и эти жуткие звуки, издаваемые рыдающей подружкой Эльи.
«Багряный адрилль» — редчайший вид этого растения. Ловор-старший знал, что заколдовывать. Знал, что Герек никогда не выкинет заветную кадку. Возможно пнёт её, как сейчас, сожмёт кулаки… но предать свалке драгоценный куст у него рука не поднимется. Заклинание, конечно, не очень сложное, снимается за пару минут — но Герек ненавидел, да и, по правде говоря, не умел колдовать. А просить Марреса…
Никогда в жизни он ни о чём не будет просить Марреса.
— Она даже вещи свои не забрала, просто исчезла! — продолжала всхлипывать неизвестная посетительница Сагро Ловора.
— Обычно Элья всегда оповещает всю труппу, если собирается гулять, — добавил незнакомый мужской голос. — А тут…
— Она надела своё любимое платье-е-е…
— Ралетта, прекрати!
Герек невесело хмыкнул и скрестил на груди руки. Он словно наяву увидел, как несколько придворных актёров сидят сейчас под взглядом его отца, обосновавшегося за массивным столом в своём кабинете. Зарплата у этой братии небольшая, и им, должно быть, долго пришлось наскребать нужную сумму, чтобы попасть на приём к одному из лучших сыщиков столицы. Возможно, им в ближайший месяц придётся меньше есть…
И всё из-за кого? Из-за какой-то идиотки, подставившей под угрозу всю страну.
Да, Герек знал об этом. Он не так часто бывал на семейных собраниях, но после визита самого министра Дертоля, отец позвал их с Марресом к себе в кабинет, не слушая никаких возражений. У Сагро Ловора как-то получалось сделать так, что младший сын, всё меньше и меньше тяготевший к семейному бизнесу, всё равно оказывался в курсе практически всех дел, которые вёл его отец. Тот же адрилль был заколдован исключительно с этой целью: снабжать Герека информацией, даже если он сам того не хочет. Стоило Сагро открыть небольшую малахитовую шкатулку в своём кабинете, как все звуки оттуда переносились в эту комнату. Похожая шкатулка предназначалась и для передачи разговоров в комнату Марреса.
— У вашей подруги были враги? — донеслось из куста.
— Да нет, какие враги, что вы!.. Элья — она как само солнышко, её просто невозможно не любить! Она за свою жизнь никогда никому ничего плохого не сделала!
Ну-ну, подумал Герек.
Ловор-старший, конечно, не мог ничего сказать друзьям Эльи. Всю эту историю необходимо было сохранить в тайне — по крайней мере, до тех пор, пока зеркало не вернётся в руки Дертоля. Зато детектив мог выудить у своих посетителей некоторые сведения — чем сейчас и занимался. Осторожные наводящие вопросы — и уже можно нарисовать приблизительную картину того, что Элья делала, помимо работы в театре.