Два мира, Две войны
Шрифт:
— Ладно, извини. Давай думать рационально. Мы не можем использовать магию, это значит — мы не сможем принять анимагическую форму. Нас держат в плену и утром отправят в трудовой лагерь. Мы не знаем, как попали сюда, или что произошло после битвы. Еще мы не знаем, где Гарри и Джинни.
— Кажется, бесконечный список вещей, которые мы не можем или не знаем.
— Хорошо, что мы знаем … нет очевидного пути побега, но им придется вывести нас из антимагической зоны, чтобы отправить в Польшу…
— Это не сработает.
Два шестнадцатилетних подростка повернулись к молодой женщине. До них вдруг дошло, что они обсуждали
— Не беспокойтесь. Я ведьма и закончила Хогвартс несколько лет назад. Я ничего не скажу магглам. Однако могу вам сказать, что фашисты осторожны. Я полагаю, вы участвовали в бою?
— Да, в Париже произошло нападение. Мы были частью группы сопротивления, боровшейся с последователями Гриндевальда. Мы наложили мощное заклинание и с еще двумя друзьями рухнули от истощения. А затем мы очнулись здесь.
— Понимаю. Если ваши друзья были без сознания, вероятно, их тоже забрали. Видите ли, часть сделки между Гриндевальдом и Гитлером заключается в том, что Темный Лорд получает маггловское оружие массового поражения, если фюреру предоставят магическую помощь. Это включает антимагические зоны в лагерях и поездах, чтобы была возможность отправить туда бойцов магического сопротивления. Для ведьмы или волшебника нет способа сбежать, если их поставили на уровень магглов.
— Так как нам выбраться? — задала вопрос Гермиона.
— Нет вариантов. Охрана разбудит нас рано утром, поэтому предлагаю немного поспать.
Студенты скрепя сердце согласились, крепче обняв друг друга, чтобы защититься от пронизывающего холода.
— Alle raus, schnell! (Все вон, быстро!)
Голоса немецких солдат грубо разбудили Гермиону и Рона несколько часов спустя. Они не знали, о чем идет речь, и, не имея возможности воспользоваться чарами перевода, посмотрели на Янику. Она помогла им подняться и повела наружу вместе с остальными пленниками. В длинном, холодном коридоре, который они проходили вчера, студенты встретили пленников из других камер. Поскольку их поторапливали несколько солдат, Гермиона крепко схватила Рона за руку, чтобы не потерять друг друга в толпе.
Спустя несколько поворотов пленников вывели из здания под слабый утренний свет. Над землей парил легкий туман, из–за чего деревянные бараки и забор из колючей проволоки становились еще более мрачными. Резкий холодный мартовский ветер продувал людей до костей, когда их гнали по грязной дороге к стоянке поезда. Вагоны были одинаковыми, деревянными с зарешеченными щелями тут и там. Людей заводили внутрь и плотно заполняли вагоны, не оставляя места для сиденья, и только немного пространства для дыхания. Когда подошла очередь Рона и Гермионы, они были рады попасть в один вагон с Яникой. Поскольку девушка говорила по–немецки, только она могла помочь им, когда охранники что–то приказывали. Неважно, насколько они хотели пробиться на свободу, используя искусство боя в качестве своего преимущества, им хватило одного взгляда на автоматы в руках людей в форме для решения подчиниться.
Как только вагон был плотно заполнен, дверь была закрыта на замок, что создало внутри полную темноту. У Гермионы была небольшая клаустрофобия, она запаниковала, но Рон обнял ее и постарался утешить, насколько это было возможным. Чуть позже с резким толчком поезд тронулся и направился в Польшу. Пленники в вагоне видели в щели сельскую местность между лесами, что давало им мучительный намек на свободу.
Спустя несколько часов путешествия поезд, наконец, остановился. Как
Когда рыжие волосы ее друга затерялись в толпе, Гермиона заплакала. Яника, к счастью, была в ее группе, она приобняла плачущую девушку, затем их группе велели выстроиться в цепочку и провели в деревянное здание. Они стояли в очереди, заходя по одной в комнату, несколько минут спустя появляясь и отправляясь в разные стороны. Когда подошла очередь Гермионы, она попыталась отказаться, но под злым взглядом одного из СС-овцев она сделала то, что от нее ожидали. Войдя в комнату, она с ужасом уставилась на человека, сидящего перед столом. Подойдя ближе, с дулом пистолета у спины, она села на стул и ждала дальнейших указаний. Мужчина схватил ее правую руку и прижал к столу, в то время, как другую ее руку и ноги привязывали к стулу.
Слезы текли из глаз Гермионы, когда она присоединилась к остальной группе в большой комнате. Она баюкала свою руку у груди, тихо всхлипывая при взгляде на номер, вытатуированный на ее коже. Через несколько минут к ней присоединилась Яника, которая также осторожно придерживала свою руку. Как только всех заклеймили, подошел один из старших солдат и обратился к толпе.
— Zieht euch aus! (Снимите одежду!)
Гермиона взглянула на Янику и прошептала:
— Что он хочет от нас?
— Он хочет, чтобы мы разделись.
— Что! Зачем?
— Он не сказал, но я бы не пыталась ослушаться его. Помни, может быть, ты и ведьма, но здесь вся сила у него.
Гермиона просто кивнула и сняла мантию, аккуратно ее свернула и повесила на руку. Когда все разделись, солдаты погнали женщин сквозь дверь в комнату, обложенную плиткой, отбирая на входе одежду. После того, как все вошли, дверь захлопнулась, и Гермиона оглянулась вокруг. Она побледнела, когда заметила что–то похожее на душевые лейки на потолке. В какой–то книге было написано, что в концлагерях пленных отравляли газом таким образом. Девушка запаниковала, но пришла в себя, когда послышался плеск, и ледяная вода полилась на женщин. Через несколько минут воду выключили, двери напротив открылись, и их по очереди вывели. Проходя в дверь, женщины получали комплект одежды, одинаковый для всех. Он состоял из пары брюк и рубашки, все из грубого материала, белого цвета с вертикальными голубыми полосами, и пару неудобных башмаков, выглядевших деревянными.
Когда все оделись, пленников направили в конечный барак, где они увидели ряды деревянных коек в три яруса. Солдат у двери произнес долгую речь о правилах, которые им теперь придется соблюдать, и о том, как они должны работать, чтобы остаться в живых. Яника перевела ее для Гермионы, и та почувствовала, что семя безнадежности глубоко в ее душе начало расти. В ту ночь, когда она лежала на жесткой койке между еще двадцатью людьми, ее мысли вернулись к Рону и к тому, что могло произойти с ее другом.