Два полюса
Шрифт:
Дядя Майкл не ругал меня в своей обычной манере. Не в этот раз. Но когда бинтовал, пообещал гипс наложить, чтобы неповадно было ослушиваться его наставлений.
– Им же никто не пользуется уже, - рассмеялась в ответ, следя, как сноровисто работал родственник. Седая голова качалась в такт движениям рук. От него исходил приятный мускатный аромат, который я помню с детства, его не мог заглушить противный запах лекарств.
– У меня есть в запасниках. Не будешь слушаться, мумию из тебя сделаю. Будешь лежать у меня и не шевелиться. Так что потерпи и полежи до
– Можно, я на Кэс посмотрю.
– Можно. Иди в третье хранилище. А я пока найду для тебя каталку.
– Может, не надо? – жалобно состроила глазки.
Только с дядей я могу позволить себе быть слабой женщиной. Только с ним. Он очень любил меня баловать.
– Надо, милая. Надо, - подарил одну их своих усталых, но невероятно ласковых улыбок.
– Беги к подружке. Я ведь быстро. Не успеешь доковылять.
Дядя Майкл вышел из перевязочной, а я попробовала встать на ногу. Нет, все равно бегать еще не могу. Прав родственник, надо в кровать. До хранилища еле доковыляла, останавливаясь передохнуть.
В маленьком, покрытым инеем изнутри окошке Кэс было плохо видно. Бледная кожа, подсвеченная синими лампами, пугала трупным цветом. Но монитор уверял, что Кэс жива, просто в анабиозе.
– Прости, - прошептала, положил руку на окно.
Мне было стыдно, что я не успела. Ведь всего несколько минут, и, возможно, я бы сумела уберечь ее.
Корила себя, пока не пришел дядя, подталкивая впереди себя коляску для пациентов. Я страдальчески застонала.
– Давай, Салли, садись. Иначе точно гипс наложу.
Угроза подействовала, и я безропотно опустилась в кресло, с облегчением вытягивая ногу.
– Болит?
– Да, - призналась, потирая колено.
– Утром проверю. Если не пройдет, то никуда не отпущу. Все равно не сможешь управлять звездолетом, - пообещал дядя.
Вез он меня очень ровно, словно я фарфоровая кукла. В лифте сетовал на то, что если командование не пришлет медикаментов, то придется вернуться к устаревшим методам оказания медицинской помощи. И все эти вопросы должен решать именно он. И вообще, командование должно было понимать, что война изнуряет Федерацию. Старые лозунги «Все на фронт» не годились. Капиталисты зубами держались за свое имущество и не собирались работать без прибыли. А прибыли эта война и не приносила.
– Лацерты не идут на мировую. Эх, надо было нашим соглашаться, когда они это сами предложили. А теперь вот изнурительная война. Словно лацерты специально ждут, когда мы ослабнем, чтобы добить нас.
– Ну, в командовании умные люди. Я думаю, договорятся. Ведь и у лацертов большие потри.
– Да какие потери! – вскричал дядя.
– У них такая регенерация! Им же надо в голову и в сердце стрелять, чтобы наверняка!
– Да, ты прав, - согласилась я с ним. Лифт остановился на жилом уровне. Возле дверей его поджидали солдаты. Заметив меня, отдавали честь, здоровались как со мной, так и с дядей. Глядя на этот муравейник изнутри и не скажешь, что у нас идет война. Все заняты своими делами, решали свои проблемы, основная из них была - поиск
Дядя довез меня до каюты и ввел код, который знал, так как не раз меня сюда доносил в бессознательном состоянии.
Отец всегда до изнеможения доводил меня тренировками, пытаясь воспитать во мне лучшего из своих солдат.
– Ну вот и приехали, - возвестил дядя Майкл останавливая кресло-каталку. – завтра загляну. А ты ложилась бы спать.
– Выспалась.
– Я так и знал, - с этими словами он достал из кармана инъектор и под мои вопли ввел снотворное.
– И поспишь и восстановишься немного.
Оставшись одна, поняла, что ничего другого мне и не остается. Разделась, повесила форму в шкаф и забралась в кровать.
Лекарство действовало безотказно, но после него во рту сухость и в голове муть. Сомкнув веки, я вдруг отчетливо увидела тяжелый взгляд лацерта с расширенными зрачками. Он притягивал, подчинял, погружая во тьму.
***
Проснулась от близкого звука выстрела. Подскочила на месте, шатаясь. Я не сразу поняла, что стою, придерживаясь рукой о стол. А рядом в кресле сидит отец. Подняв взор, в ужасе разглядывала месиво, что осталось от его головы. Разрывной заряд! Мою руку оттягивал бластер. Мой табельный. Отступая назад от стола, я все пыталась сложить картинку воедино, но не получалось. В руках бластер. У меня есть разрывные. Вот сидит мертвый отец. У него нет полголовы. Я рядом. Бластер в руке... Дверь распахнулась, и в кабинет ворвались вооруженные солдаты.
– Сдавайтесь или мы будем стрелять!
Непослушные пальцы разжались, и бластер глухо упал на пол. Слезы застилали глаза, размывая ужасное зрелище.
Кто-то сбил меня с ног. Голову больно прижали в полу. Пол неровный, если приглядеться к нему внимательно, и кровь на нем растекается нехотя, словно по ступенькам скачет.
Руки больно заломили и надели магнитные браслеты. Они немного вибрировали. Немного. А кровь у отца красная, а я думала, он не человек. А она у него красная, густая и темная.
Рывком поставили на ноги, и колено прострелило болью. Уже не так сильно, как раньше. Но это чувство отрезвляло, заставляло думать.
– Капитан, вы слышите меня.
Меня кто-то окликнул, но я не узнала мужчину. По погонам майор. Трехдневная щетина дико смотрелась на смуглом лице, которое обрамляли седые волосы. Хотя сейчас у многих седые волосы. Это уже норма, а не изыск, как раньше.
– Капитан, вы слышите меня, - и хлесткая пощечина.
– Капитан, посмотрите мне в глаза.
Да, точно.
– Пос-с-смотри мне в глаза, - вспомнился голос лацерта, он требовал подчиниться, а я не хотела. Но это был сон. Я слышала этот голос во сне.
– Капитан Венс, вы разговаривали с пленником?
– Что?
– не понимаю, почему это интересует майора.
– Пленник был на борту, вы с ним разговаривали?
– Нет, - соврала, хотя хотела сказать правду.
– За что вы убили отца?
Обернулась к тому, что когда-то было моим отцом, и не знала зачем.
– Он плохой, - прошептали губы.