Два романа о любви (сборник)
Шрифт:
Короче говоря, понял Петр, Лора пополнила итальянскими генами семейный генофонд Чичериных. И всё это вышло как бы само по себе, без чьих-либо инструкций или наводок. Неясный зов природы. А то, что Петр, в котором те самые итальянские гены, полюбил итальянку Беатриче – это как? Не больше не меньше итальянский роман! И это не образ, не матефора, а реальность. Правда, в Биче еще и африканские гены папочки, но всё же, всё же! А то, что его, Петра, вдруг выделил, отметил до того совершенно незнакомый ему синьор Антонио, отметил, потом вольно или невольно свел с внучкой Биче – это как понимать? А вот так и понимать: судьба. Судьба – это дирижер, взмах руки которого в нужное время призывает зазвучать нужной инструмент, зазвучать, вступить
Вот такие дела вокруг родословной, в которую помимо дальней-предальней возможной родственницы – бабки Пушкина затесался и итальянский фашист, друг Муссолини генерал Родольфо Грациани. Надо об этом последнем факте непременно рассказать отцу – ведь генерал, между прочим, был его двоюродным дедом.
Рассказал. Причем рассказал всю эту историю в подробностях: как узнал, в разговоре с кем это вдруг выяснилось (с дедом Биче, синьором Антонио, вот так!), ну и саму биографию генерала-фашиста. Отец посмеялся, произнес шекспировское «Чума на оба ваших дома!» – а потом сообщил своё:
– А ты знаешь, какова этимология нашей фамилии? Ничего ты не знаешь! Чичерин – от итальянского «сiceri», а изначально от слова «cicero», то есть «горох, горошина». Хотя есть и другой вариант: от глагола «cicere» – править. Не в смысле править тексты, исправлять, а в смысле – управлять, править чем-то. Посему вопрос: ты кто, Петр Чичерин, – крохотная горошина или сильный правитель? Вот и подумай, сын!..
А тогда, приехав к родителям, Петр начал с вручения подарков. Сначала от Биче: маме – шляпку из итальянской соломки («Это летняя, от солнца, пусть мама носит на вашей даче. Теперь ты и она – шляпный дуэт», – улыбнулась Биче, передавая покупку Петру), а отцу – очередной пакет манки-кофе, так полюбившегося ему. Затем еще всякие миланские сувениры, в том числе и от Петра. Потом сели за стол, выпили за упокой души бабки Сони и вскоре переключились на поездку сына в Италию, на вопросы о Беатриче и, главное, о том, как развиваются их отношения. Пришлось отделываться общими фразами, типа «всё в порядке», «думаем, что и как дальше», Мама не преминула напомнить: «Тебе, Петенька, уж сорок три года», на что папа произнес, подмигнув: «Намек понял? Все женщины – эгоистки. В твоем случае эта женщина хочет реализовать завет Киплинга: «Детей должны воспитывать бабушки – матери созданы только для того, чтобы их рожать».
Когда мама ушла в кухню готовить кофе, отец опять вспомнил историю о генерале Грациани, вновь обретенном родственнике, черт его дери! И заключил воинственно:
– Ничего-ничего, в нашей генеалогии ему есть достойный противовес, не ниже чином: Петр Александрович Чичерин, генерал-адъютант и генерал от кавалерии, герой войн с Наполеоном. Ну, уж о советском наркоме иностранных дел я не говорю, это ты знаешь, надеюсь.
Петр не среагировал на обычную иронию и спросил серьезно:
– Папа, поскольку ты несомненный эрудит, то скажи, известен ли тебе такой афоризм: «Не сотрудничай со злом, не стой в стороне, не будь жертвой»? Чей он, не знаю, случайно услышал.
Отец посерьезнел:
– Ну-ка, повтори… Так, так… Да, конечно. Только это не афоризм, а заповеди. Дополнительные заповеди. Дополнительные к Моисеевым, полученным от Бога. Эти три заповеди написаны на стене Музея холокоста в Вашингтоне, или Музея Катастрофы.
– Почему так?
– Что почему?
– Им, евреям, что, недостаточно Моисеевых заповедей? Зачем еще дополнительные?
Отец задумался:
– Не знаю… Может быть, после ужасов фашизма они поняли, что надо сформулировать четче. Ведь то, что ты сказал, означает: не будь преступником, не будь безразличен к горю другого, не будь жертвой. Да, думаю, так. Ибо, как показала история Холокоста, среди евреев были и такие, пусть немногие, кто сотрудничал с фашизмом, и такие, кто шел на погибель, как на заклание. Да, понимали, что их ждет, но обреченно шли… А что
– Да так, услышал и подумал, что надо спросить тебя об этом. Почему-то засело в голове, а почему, сам не знаю. Ладно, проехали. Как там наш манки? Кофе с коньяком, я же без машины сегодня!..
Прошло недели две, и Петр, думая о случившемся с ним за последнее время, как-то определился. Тот самый симпатичный синьор Альберто, который, несомненно, служит в СИД (Сервицо информациони дифеза – кажется, так это расшифровывается), он зачем-то упомянул о тех самых трех заповедях. Неспроста, конечно. Какой-то умысел у него был. Вот та его фраза, Петр хорошо запомнил: «Не сотрудничай со злом, не стой в стороне, не будь жертвой… Вы подумайте об этом. Ей-богу, вы мне понравились, и я не желаю вам быть жертвой». А потом, уже в Москве, отец уточнил эти понятия: «Не будь преступником, не будь безразличен к горю другого, не будь жертвой».
Что ж, Петр определился: он не преступник, он не безразличен, а уж жертвой не будет, это точно. Определился и ждал: каждый вечер просматривал свою почту на ноутбуке, однако короткого письма от Алика не было. То есть он до сих пор не объявлялся, не призывал встретиться в кафе, хотя по плану Альберто, изложенному в Милане, московский представитель «Пантиери» Алессандро Конти должен был это сделать, чтобы передать Петру пакет с данными расследования. Странно. Но мало ли что, у разведки ведь свои соображения: может быть, что-то изменилось или, дай-то бог, решили оставить в покое какого-то переводчика? И верно – какой от него толк!
И вскоре совсем успокоился, выбросил эти мысли из головы. Голова была занята Биче, перепиской с ней, ну и еще какими-то делами, в основном рутинными.
Однако он ошибся: в покое его не оставили. А ведь синьор Альберто предупреждал: «Хорошенько подумайте, взвесьте, кого и как ознакомить с важными бумагами. Это должен быть человек, в котором вы не должны ошибиться. Практика показывает, что такой человек всегда находится. Повторяю: потенциально такой есть всегда, в любой компании, в любой стране, при любом режиме, даже тоталитарном. Значит, надо его выявить, обнаружить, выйти на него, подружиться».
Значит, такой есть всегда, в любой стране, при любом режиме. Кстати, у нас, в теперешней России, какой режим? Постимперский или предымперский?
Ближе к концу очередного рабочего дня зазвонил телефон. Петр снял трубку.
– Господин Петр Чичерин? Это Леонид Олегович из Европейского отдела. Поднимитесь ко мне, будьте любезны. Да, прямо сейчас.
Этот Леонид Олегович по фамилии Гулибин работал у них, кажется, около года. Еще довольно молодой, лет тридцати пяти, пришел неизвестно откуда (для Петра ниоткуда), и сразу на должность замначальника Европейского отдела компании, то есть попал в небольшое число руководящих сотрудников, или, как шутили в офисе, попал в головку. Ходил слух, что его метят на смену нынешнему шефу Европейского отдела, человеку уже пожилому, но крепкому. Может быть, и так, кто знает. Действительно, молодой, перспективный, похоже, неглупый. Петр видел его на переговорах, был с ним в недавней командировке в Германии, но лично, один на один, они никогда не общались. И вот пожалуйста – вызывает. Зачем? Что-то по документам? Такое иногда случалось.
Отдельный кабинет, это ясно. Отдельные были только у руководящих сотрудников. На большом столе – соответствующий набор телефонных аппаратов, раскрытый ноутбук, какие-то бумаги. За спиной на стене – две географические карты с воткнутыми в них маленькими значками (ясно, компании, с которыми имеет дело «Росмортуртранс»): большая карта мира – Европа, Азия, Африка, обе Америки, с красными значками, и вторая, поменьше, – только Европа, на поле которой значки уже двух цветов – красные и синие. Что сие значит, Петр не понял, ибо только бросил взгляд, а вникать не было особого желания.