Два романа о любви (сборник)
Шрифт:
«Дорогой мой Петя, ты меня напугал. У тебя что-то случилось?
Дева Святая, ты что? Если ничего не случилось, если на тебя никто не нападает, не стесняет твоих свобод и желаний, тогда что? Ну, называй мое чувство к тебе никчемностью или даже глупостью, но я люблю тебя, и это так просто. Просто жить и знать, что у меня есть любовь, а это ты. Видит Господь, нет проблем!
У меня нет проблем, а ты их строишь в себе. Зачем? Ты есть мой первый мужчина, а если так, то на всю мою жизнь. А почему первый, если был тот, от которого Джино? А вот тут ты прав: тогда, восемь лет назад, случилась действительно влюбленность, кратковременное умопомрачение – ну да, невроз. Две ночи – и всё. А потом я пришла в себя. Не хочешь дальше, не хочешь так, чтобы всегда, – пошел к дьяволу! Вот потому он и не стал моим мужчиной, я его не любила, как теперь понятно, я была лишь влюблена, потеряла голову, отдала себя. Невроз, именно.
А ты – другое дело. Плотская близость – это потом. Я долго привыкала к тебе, к тому, что ты есть, существуешь. Потом захотела, чтобы ты стал мне другом, и ты стал им, и мне было с тобой хорошо, будто рядом мой родной брат, а это еще и потому, что внезапно заболел
Приезжай ко мне, когда хочешь, когда есть возможность. Буду тебе я, будет тебе музыка по утрам, и вообще музыка, и мальчишки будут тебе рады, и мы будем целоваться и ласкаться долго, и я еще устрою тебе какой-нибудь секс-спектакль, и надеюсь, наш ребенок, который во мне, не будет возражать, потому что он еще совсем крохотный, где-то три месяца, и пока даже не портит мне живот.
Ты меня понял, и хватит хандрить, лучше прилетай.
А, вот что еще, Петя. Недавно мне попалась книга по феминизму. Бред, конечно, потому и бросила почти сразу, но успела вычитать одну фразу, даже выписала ее. Вот она: «Любовь никогда не является «невинной», но всегда битвой за подчинение и доминацию, всегда средством разрушения защитного поля другого с целью подчинить его нашему желанию».
Зачем я ее выписала? А чтобы знать, что с тобой я не такая. Я с тобой – полная противоположность этому постулату. Я никогда не буду бороться за подчинение тебя себе. Почему? Мой мужчина (а только ты – мой) – это свободный мужчина, всадник, идальго, Hidalgos solariego, как говорят испанцы, идальго по происхождению, мужчина из благородной семьи, рыцарь. Я это быстро поняла, Петя. Поняла, кто ты есть. А когда услышала о твоих итальянских генах, о твоей прабабушке-маркизе и даже об этом ненормальном генерале Грациани, тоже маркизе, и потом, когда увидела твоих родителей на вашей даче, то вёе поняла, Петя, всё поняла о тебе. Ну а когда ты мне потом написал, что в твоем роду Чичериных были всякие знатные, благородные люди и воины-генералы, то тут уж и вовсе всё сошлось. Ты Hidalgos solariego, Петя, вот ты кто. Как же на такого поднять руку в душе, как же пытаться подчинить его себе? Это же значит против правил – правил общества, света, традиций, против Бога, наконец.
Понял, мой идальго?
Теперь о делах суетных.
Я в норме. А так и будет, даже сглазить не боюсь. Мальчики занимаются, дом полон музыкой. Я с ними довольно строга, но так надо пока, потому что у них сейчас самый возраст, когда надо получить базис, хорошую школу фортепиано. Ну, с Джузеппе проще, он послушный, его особо понукать не надо, а вот с Джино надо построже. Но в целом – нормально. Я занята в концертах, готовимся к Рождественскому музыкальному фестивалю в моей консерватории. Эх, если б ты прилетел на Рождество, то вот бы и услышал меня, мою девочку флейту-пикколо! Впрочем, это не главное. Главное – чтобы ты приехал, идальго. Твоя лошадь расковалась, что ли?
Твоя Беатриче».
«Моя прекрасная, ты права, конечно, права, ты владеешь истинной правдой, а мы, дураки, ходим вокруг да около! Поэтому ты права изначально, природно – всегда, с рождения и на всю жизнь. Я это понял еще в Милане. Выходит, не такой уж я глупый и слепой. Короче – ты!
Что до моей лошади, то недавно ее подковали. Долго рассказывать, какой кузнец ее подковывал и как, но в финале этого дела принято решение о командировке. Куда? В Италию! Правда, не в Милан или Венецию, а невдалеке от последней – в Триест. Как переводчик, я опять понадобился большим людям моей компании, конкретно ее генеральному директору, шефу Европейского отдела и его заму, вот мы и летим вчетвером на переговоры в Триест, в штаб-квартиру компании “Пантиери”, с которой дружим давно, но теперь, кажется, особенно, потому что внезапно возник шанс заключить взаимовыгодную сделку во славу России и Италии. А еще с нами будет московский представитель «Пантиери» некто Алик (Алессандро), которому, если помнишь мой рассказ, из всех известных ему русских слов более всего нравится слово «телятина»; мы там с ним соединимся (он прибудет из Рима, из родительского дома, где проведет Рождество), а потом, после переговоров, мы все вместе улетим в Москву.
Я тебя обрадовал? Надеюсь.
Теперь о сроках. У нас были заказаны билеты на 7 января. На 7-ое, поскольку нам дали знать из Триеста, что именно с этого дня в Италии начинается деловая жизнь после рождественских каникул. У нас-то еще они не заканчиваются, но мы всё равно летим. Да, нам дело важнее, вот и летим.
Видишь как! То есть получалось так, что на само Рождество я к тебе не попаду, и это безумно жалко. Так я думал в течение дня, горевал-горевал, а потом вспомнил тебя, твою формулу, подаренную мне: «Не строй лишних проблем!» И вспомнив это, пошел к одному большому человеку в моей фирме, с которым немного (чуть-чуть) подружился, и попросил его посодействовать тому, чтобы меня отпустили на каникулы не 30го декабря, как всех, а на неделю раньше, ну а в Триест я приеду сам, потому что буду от него уже относительно недалеко, то есть в северной же Италии. И что ты думаешь – мне позволили! Похоже, твоя Святая Дева шепнула им, безбожникам, за меня словечко. А от заказанного для меня билета в Триест я уже отказался и вместо этого заказал билет на Милан.
Значит, запоминай. Я вылетаю под самое Рождество, 24-го, тем же рейсом, что и в прошлый раз. Рейс AZ-561, прилет в Мальпенса в 21–05 по-вашему. Теперь так: поскольку это Сочельник, то не встречай меня, готовь стол и так далее, я прекрасно доберусь сам. Вот уж не проблема!
Напиши мне. Целую. Привет мальчишкам.
Твой идальго».
«Петя, ты перепутал: это не Дева нашептала, это дары волхвов. Мне, под самое Рождество!
И я тебя непременно встречу. Да, и шляпу свою не забудь, а то как же я тебя узнаю в толпе? А
Всё правильно. Рождество – это у нас семейный праздник. Есть даже поговорка: «Natale con i tuoi e Pasqua con chi vuoi» – то есть встречай Рождество с семьей, а Пасху – с кем хочешь.
Всё правильно: ты прилетишь и будешь с семьей. Я тоже.
Твоя Биче».
Если говорить именно о Милане, то тут Петр оказался в четвертый раз за период его итальянского романа. В четвертый раз за полтора года, и по своей воле – такого постоянства еще не бывало в его путешествиях. И вполне понятно почему. Биче. Биче, ее дом. Да и какие тут путешествия, если едешь к ней, возвращаешься к ней, к ней вместе с собой? Тут что-то другое. Что? Ему хорошо. Просто хорошо. Если одном словом ответить на вопрос, как твоя, Петр Чичерин, жизнь, то вот и ответ: хорошо. Но в это «хорошо» обязательно входит и другое «хорошо»: чтобы было хорошо твоей любимой. То есть Биче. Такого у Петра еще не было. Не было в его прошлой жизни такого, что можно определить сделанным им открытием: «Любить – это хотеть, чтобы другому было хорошо». Всего-то.
Однако Милан в Рождество – это что-то отдельное. Хотя главным стало не столько то, как и что в городе, сколько то, как и что в доме.
24-го был концерт в консерватории, как бы предвосхищающий Рождественский фестиваль, концерт учеников консерватории, и в нем выступал Джузеппе. Такая честь юноше, которому еще не исполнилось четырнадцати. Биче и Джино, понятно, не могли этого пропустить, но в девять вечера прилетал Петр, и, чтобы успеть в аэропорт Мальпенса, Биче упросила свое руководство изменить программу так, чтобы Джузи играл в первом отделении и одним из первых по порядку. Так и вышло. Петр, конечно, не был свидетелем успеха мальчика с кудряшками (уже не мальчика, но так он засел в памяти), но узнал об этом сразу же в аэропорту, когда Биче и Джино встретили его. А Джузеппе? Он остался дослушивать концерт, и вообще он до сих пор неважно переносит поездки в машине, объяснила Биче, поэтому сейчас заедем в консерваторию, заберем его с собой – и домой, нас ждет рождественский ужин. А на рождественской службе в храме они были вчера. Сегодня же – Сочельник.
Значит, рождественский ужин – и тут уж Биче со Стефанией постарались. Всё, как положено у итальянских католиков. Перед началом трапезы, сказала Биче уже за столом, у нас зачитывают отрывок из Евангелия, и делает это отец или старший мужчина. И передала Библию Петру: «Вот этот отрывок, от Святого Луки, читай!»
Атеист Петр послушно и, кажется, неплохо, с чувством, прочитал:
– В шестой же месяц послан был Ангел Гавриил от Бога в город Галилейский, называемый Назарет, к Деве, обрученной мужу, именем Иосифу, из дома Давидова; имя же Деве: Мария. Ангел, войдя к Ней, сказал: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами. Она же, увидев его, смутилась от слов его и размышляла, что бы это было за приветствие. И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова вовеки, и Царству Его не будет конца.
Петр смолк, а все сидящие за столом тут же поднялись и, опустив глаза, что-то зашептали. Это они творят общую семейную молитву, стало понятно.
Потом Стефания подавала еду, и тут Биче опять принялась объяснять:
– Ужин в Сочельник, рождественский ужин, в Италии в основном рыбный. Главное блюдо – карп. Но вообще рыбных закусок должно быть четыре, пять, а то и больше. У нас сегодня четыре. Не проголодаешься, Петя? Молодец! А мясо? А мясо будет завтра – на рождественский обед, понял! Если ты благочестивый католик, как все мы, то завтра в рождественский обед тебя ждет непременная лазанья, а еще…
– Лазанья – это что? – наивно спросил благочестивый католик.
Тут слово взяла Стефания:
– Это самое традиционное блюдо Италии. Слышала, оно родом будто бы из Болоньи. Знаете такой город, синьор?
– Конечно, знает! – опередил Петра Джино. – Есть такая футбольная команда в серии А.
Петр подмигнул мальчишке, Биче не забыла сделать замечание сыну, чтобы не перебивал старших, а Стефания продолжила:
– Значит, лазанья готовится из слоев теста вперемешку со слоями начинки, их заливают соусом «бешамель». Ну а сама начинка – мясное рагу или фарш плюс помидоры, шпинат и сыр пармезан. Это очень вкусно и очень сытно, синьор!
– Не сомневаюсь, тем более в вашем исполнении, – галантно сказал синьор, а Биче завершила описание завтрашнего обеда:
– Так, про лазанью ты понял, а после нее тебя ждет запеченный ягненок с картошкой и артишоками. Что такое артишоки невеждам известно?
– Известно. Овощ такой.
– Молодец! Смотри-ка, ты вполне грамотный, Петя… А артишоки у нас законсервированы. В маринаде.
– И с оливковым маслом, – досказала Стефания.
– Мы в восхищении! Какой обед завтра!
– Рождественский! А сейчас кушай карпа, идальго, отец!..
Ночью Петр услышал такую новость:
– Джино дал согласие на то, чтобы мы спали вместе.
– О как! Спасибо. И как он это выразил?
– Это я ему сказала пару дней назад, сказала, что ты прилетаешь. Мы ужинали, сидели всей компанией за столом, и я сообщила о твоем прилете. Джино вдруг спрашивает: «И что, Пьетро опять будет спать в твоей комнате, мама?» Джузеппе, я заметила, как-то презрительно поглядел на него – дескать, дурачок! – а я говорю: «Во-первых, не Пьетро, а Петя, а во-вторых, мы с Петей любим друг друга, а раз так, то мы и спим вместе, на одной кровати». – «Если так, то и хорошо, и спите», – спокойно покивал Джино, и тут, на волне этого одобрения, меня понесло: «И вообще Петя тебе отец». Джино удивился: «Какой отец – новый?» – «Нет, – говорю, – не новый и не старый, а единственный, он – padre, и всё… Хотя нет, не всё: у вас, дети, будет брат. Или сестра, не знаю, но кто-то будет». – «Это как?» – вытаращил глаза Джино, а Джузи рассмеялся: «Я тебе говорил как, и ты прекрасно знаешь. Элементарно!» Я тоже засмеялась, и Джино потом тоже. «А можно братика, а не девчонку?» – протянул просительно. «Это уж кого нам Бог даст. Кого бы ни дал – всё от Бога»… А ты, Петя, кого хочешь?