Два романа о любви (сборник)
Шрифт:
Сбоку система для переливания. Там что-то капает. Ага, это капает в вену. Но в какую? Нет, не на другой руке, а где-то под горлом. В подключичную вену, догадался. Лихо! Значит, я в больнице, в палате. В какой больнице? А какая разница! Вроде бы жив. А что случилось? И где люди – ну, медсестра какая-нибудь или доктор?
Ладно, придут. А что же случилось? Ясно, был взрыв. Очередной теракт? Или какая-то случайность? Что помню все-таки? 1620, вот что помню, так показывало табло. Длинный зал, кафе «Азия», мы идем с Аликом, лавируем между людьми, идем к кассам на экспресс, которые в конце зала. Потом Алик уходит в кафе. Потом… да, потом вдруг сильный хлопок, сдавливает уши – и тишина. И меня будто нет… Потом – картины фрагментами: везде сплошной дым, валяющиеся люди, мутный,
Петр скосил глаза. Через проход – такая же больничная койка, кто-то там лежит. Спит, что ли? Рядом система для переливания. Сосед по несчастью, значит… Ну а сам? Надо подвигать руками, ногами… Осторожно подвигал: обе ноги и левая рука, кажется, в норме, а вот правая, та, что в гипсе, – не понять. Пальцы двигаются, а саму руку поднимать как-то боязно. А вот еще проблема: писать хочется. И как это исполнить? Поглядел на стену, где трещал противный светильник: ага, красная кнопка среди каких-то тумблеров. Дотянулся здоровой рукой, нажал. Через десяток секунд появилась девушка в белом, симпатичная, между прочим, в большом колпаке.
– Очнулись, больной? Вот и молодец. Всё хорошо, у вас всё хорошо, только лежите спокойно.
Петр заговорил, но голос оказался каким-то невнятным, шепелявым – язык и губы плохо слушались:
– Если я на этом свете, то желательно узнать, как вас зовут и как мне помочиться.
– Так и мочитесь на здоровье! У вас вставлен катетер. Нет проблем. Меня звать Ирой. Сейчас придет врач. Мочитесь, а я систему перекрою, уже почти всё прокапало, вы вовремя позвонили, хотя я и так бы пришла, у меня всё по минутам.
– Это вы молодец, Ира. А где я вообще-то?
– Там, где надо. Во 2-й травматологии Института Склифосовского.
– А, вот где мне надо, теперь понятно! И что же со мной случилось?
– Попали в теракт в Домодедове. Но ничего, вам повезло, легко отделались, всё будет хорошо, только рука, резаные раны, но до свадьбы заживет.
– У меня свадьба уже на носу, этим летом.
– Так какие проблемы? Этим летом, и что? Да вы уже через пару недель будете прыгать! Гипс снимут – и порядок!.. А подробности – это с врачом, он сейчас придет.
Надо папе с мамой как-то сообщить, подумал Петр. Где мой мобильник?
– Где мой мобильный телефон, вы не в курсе?
– Нет, не знаю, вас сюда из приемного доставили, там раздели, там всё, что при вас было… Помочились? Давайте судно заберу.
Тут вошел мужчина в халате, колпаке и с маской, свисающей с одного уха, присел рядом, представился, стал расспрашивать, как самочувствие, какие жалобы, потом откинул простыню, осмотрел, послушал легкие, измерил давление. Вот с ним и разговорились. Так Петр всё узнал.
Картина получалась такая. Вчера около половины пятого вечера в Домодедове, внутри аэропорта, в зале международных прилетов, произошел сильный взрыв. Уже много раз показывали по телевидению. Судя по всему, дело рук террористов с Кавказа. Есть погибшие. Сколько? Уточняется, но немало, на вчерашний вечер около тридцати пяти человек. На месте взрыва обнаружены останки предполагаемого террориста. Много пострадавших, раненых. У большинства минно-взрывные травмы. После взрыва возникло сильное задымление, но поскольку выбило стекла всех дверей, дым в зале вскоре рассосался. Восстановили освещение. Да, конечно, была паника, люди выбегали из здания, всё было залито кровью и покрыто слоем пыли, осевшей после взрывной волны, здание аэропорта частично повреждено, разбросаны личные вещи – в общем, бедлам и ужас. Понаехали «скорые», стали оказывать помощь и развозить пострадавших – кого куда: в близлежащие областные больницы, в городские московские, в том числе в Первую Градскую и Институт Склифосовского, это
И тут выяснилось, почему Петр попал именно в «Склиф», это доктор, дежуривший в приемном отделении, узнал от врача «скорой». Там, в Домодедове, над лежавшим Петром суетился какой-то иностранец, до того оттащивший его к выходу, поближе к выбитым дверям, где поменьше дыма, и вот этот иностранец что-то говорил по-своему, говорил, требовал, и медики подумали, что пострадавший тоже иностранец, к тому же у него, скорее всего, перелом руки, явно контузия, спутанное сознание, и потому решили везти в «Склиф». Да, это не так близко, но вроде помирать он пока не собирается, вот и доставили сюда, в престижный травмоцентр, в сопровождении того иностранца. Как и еще пятерых пострадавших, на других «скорых».
А тот самый иностранец, продолжил доктор, он чудом совсем не пострадал, вот и ушел самостоятельно, выполнив свою миссию, только записал номер корпуса, отделения и фамилию врача. А вы оказались русским, усмехнулся, и хорошо. А тот иностранец, этот забавный парень, он кто? Итальянец, ответил Петр, он хороший человек, мой друг. Так что со мной?
Диагноз, если коротко, – минно-взрывная травма. Теперь подробно. Несколько резаных ран – на лице, голове, шее. Но это мелочи. Не мелочи – рука и голова. Думали, перелом плечевой кости, но, судя по снимкам, только трещина кости, поэтому на первые дни загипсовали от греха. Однако главное – это голова. От удара взрывной волны – контузия мозга с временной потерей сознания, зрения и слуха, с очагами ушибов поверхностей полушарий мозга о стенки черепа. Естественно, сотрясение мозга. Но спасибо еще, нет внутричерепных гематом. Так что, заключил доктор, удар от взрыва был приличным, а вот осколки погуляли по вашему телу очень лояльно, буйно, но лояльно, вам еще повезло, хотя вашему другу-итальянцу повезло куда больше, он вообще в рубашке родился, ни одной раны. А где ваш мобильник, не знаю, а личные вещи – в приёмном, как положено… да оставьте это, сейчас вам надо тихо лежать, лежать не вставая, поменьше говорить, слушаться докторов, скоро вас опять осмотрит невропатолог и еще раз сделаем УЗИ. А сколько вам тут валяться? Если никаких осложнений, то неделю. Снимем гипс, закроем раны и переведем вас в неврологию. Контрольная томография и прочее. Короче, посмотрим. Лежите, лечитесь, чинитесь, всё!
Петр поблагодарил (и мне УЗИ, подумал, как и Биче, только не живота, а башки) и, когда доктор, вышел, подозвал медсестру:
– Ирочка, золотая моя красавица, вот про катетер вы всё знаете, а мобильник у вас есть?
– Есть. Но больным…
– Как думаете, мне самому позвонить маме с папой или вас попросить?
– Ну если маме-папе, то могу и я. А что?
– Если я говорю вполне внятно, как диктор на телевидение, то тогда я сам. Ну, если дадите мобильник на минуту.
– Такому мужчине как не дать! – но затем предложила: – Лучше я сама позвоню, а то ваш голосок… да, еще не ахти. Диктуйте номер.
Оказывается, жить на больничной койке – это работа. То взятие анализов, то перевязки, то везут на рентген, то ставят капельницы или делают уколы, то осмотр очередного врача-специалиста. Но так лишь в первый день, успокоил сосед по палате, потом будет проще, можно будет и отдохнуть.
В перерывах между всем этим Петр думал о Биче. Что и как ей сообщить? И вообще сообщать ли? Ее волновать нельзя – и всегда нельзя, а сейчас, когда она беременна, особенно. Что же придумать? Ведь вчера он не позвонил ей, не отправил короткое компьютерное послание – дескать, долетел, всё хорошо, люблю, целую. А небось пронырливые итальянские СМИ разузнали про теракт в Москве и уже вечером с пометой «срочно» сообщили об этом по своему радио-телевидению, показали видео. А Биче, она не разбивается в московских аэропортах, ей что Шереметьево, что Домодедово – один черт, ей понятно одно: вчера ближе к вечеру, когда должен был приземлиться самолет из Триеста, в московском аэропорту произошел теракт, есть погибшие и раненые. Она, несомненно, это узнала. А он не написал ей, не позвонил, как договаривались. И что теперь делать?