Два шага на небеса

Дышев Андрей Михайлович

Но что же госпожа Дамира? Она менее всего похожа на утонченную даму, душу которой терзает ностальгия по прошлому и не дает покоя чувство вины за ошибки молодости. Ее агрессивность к Стелле не увязывается с тем имиджем, в который Дамира воткнула себя: помалкивала бы лучше, чем отгонять от засидевшегося в холостяках сына девок. И боится правды. Боится сыска, любого проявления любопытства к ее жизни. В унитазе сгорают фотографии римских музейных экспонатов – это лишь то, что удалось вынюхать Мизину.

Капитан очень осторожен и не скрывает этого. Это его качество можно

списать на ревностное стремление сохранить «Пафосу» доброе имя и, соответственно, клиентов и прибыль. Но вот чего я не могу понять – как он собирается сохранить свое доброе имя, предлагая преступнику, которого разыскивает милиция, тайно сбежать с яхты.

Мой дорогой генерал, страдающий барскими замашками, похож на бетонную стену, которая легко превращается в песок, едва прикоснешься к ней рукой. Лишившись власти, он навязывал кому попало свою дружбу, чтобы на ней имитировать власть, и, должно быть, получал тихое счастье от того, что ему иногда удавалось заманить меня к барной стойке. Но не укладывалось в голове, как можно восьмой раз подряд тратить большие деньги на то, чтобы пить русскую водку на борту одной и той же яхты. У меня тоже бывали причуды, но генеральская в моем понимании была запредельной.

Круг замкнулся на Алине, которая ела изящно, неторопливо, но с хорошим аппетитом, словно его наличие говорило об отсутствии вопросов, которые так меня мучили.

– Может быть, вас укачало? – спросил Виктор, столь бережно прижимая к губам салфетку, словно боялся их раздавить, как спелые вишни.

Стелла одарила меня взглядом, в котором без труда можно было прочесть: «Так тебе и надо!»

– Перебрал вчера? – спросил генерал на ухо.

– Когда меня на лодке укачивает, – громко сказал Мизин, отвлекая словами внимание сидящих за столом, дотянулся до перечницы и до черноты засыпал ломтик сыра, – то я жую листья.

– Какие еще листья? – спросила госпожа Дамира низким и чуть хрипловатым голосом курящей женщины.

– Всякие, – ответил Мизин, энергично работая челюстями. – Будьте добры, хлеба подайте!.. Например, какую-нибудь хвою. Пихту, скажем. Или елку. Помогает сразу. А еще полезно смотреть в одну точку.

– Интересно, где на море можно раздобыть пихту? – удивленно спросила Дамира, оглядывая безучастные лица. – Не представляю, как среди волн может появиться дерево?

– Вы хотите меня о чем-то спросить? – проговорил Виктор, сложив салфетку конвертом сверху тарелки.

Я не сводил глаз с врача.

– Да, но вы вряд ли ответите.

– Во всяком случае, обещаю, что постараюсь, – заверил Виктор.

– Почему вы хотели меня убить?

– Меня никогда не укачивает! – громко говорила Дамира. – В любой шторм я держусь как морской волк!

– Главное, как себя настроить, правда? – Мизин увидел в Дамире единомышленницу.

– Вне всякого сомнения!

– Сто грамм и часик покемарить на корме – все как рукой снимет, – посоветовал мне генерал.

– Да, вы правы, – ответил мне Виктор после недолгой паузы. – На этот вопрос я не смогу ответить. Потому что не понимаю.

– Не понимаете вопроса или меня? – уточнил я.

– Побеседуйте

об этом лучше с кем-нибудь другим, – ответил Виктор и отодвинулся от стола.

Глава 31

Обсуждение моего самочувствия постепенно сошло на нет. Разговор за столом угас. В кают-компанию вошел капитан.

– Что-то давно его не было, – вполголоса произнесла Дамира, по глазам присутствующих догадавшись о том, кто появился за ее спиной.

– Господа, – заявил капитан, – в связи с ночным происшествием я вынужден объявить на яхте чрезвычайное положение.

На мгновение за столом воцарилась тишина. Звякнула вилка в руке Мизина. Он разжал челюсти, но губы его оставались сомкнуты, отчего лицо удлинилось, а щеки ввалились еще больше.

– Хорошо, что не военное положение, – пробормотала Дамира.

Генерал ковырялся в зубах тонкой деревянной палочкой. Его лицо ничего не выражало, словно капитан объявил прогноз погоды. Стелла, улыбаясь краем рта, взглянула на меня и подмигнула. Доктор замер, глядя, как советовал Мизин, в одну точку. Алина рассматривала отпечаток кофейной гущи на стенках чашки, ее лицо наполовину было закрыто белой челкой.

Капитан, нервно играя связкой ключей на медном кулоне в виде корабельного штурвала, выжидал. Он полагал, что продолжительная пауза исключит двусмысленность его первой фразы.

– В связи с этим прошу всех до обеда находиться в своих каютах и не покидать их. К сожалению, я не могу поручить проведение дознания господину Нефедову, потому как он единственный пассажир, который имел минувшей ночью доступ к запасным ключам.

Снова пауза. Если бы все взгляды, направленные в меня, обратить в аплодисменты, кают-компания задрожала бы от грохота рукоплесканий.

– Надеюсь, что никто из вас не станет возражать, – продолжал капитан официальным тоном, – что я поручил провести дознание генералу, человеку, которому нет оснований не доверять.

Госпожа Дамира скорчила гримасу недоумения. Доктор побледнел, казалось, что он превратился в ледяную скульптуру и сейчас начнет звенеть. Мизин, снова жуя, одобрительно кивнул головой и прицелился в солонку, в которой еще оставалось немного соли. Стелла, выразительно артикулируя, что-то беззвучно говорила мне, но я не умел читать по ее слишком большим губам. Алина улыбалась, рассматривая нарисованный на салфетке цветок.

– Это вынужденная мера, направленная на сохранение вашей же безопасности, – завершил капитан. – Прошу отнестись к ней с пониманием.

Врач вскинул голову. Кроме меня, на Виктора никто не смотрел, тем не менее внимание всего стола было сосредоточено именно на нем. Все ждали реакции доктора.

– Капитан, – медленно произнес Виктор, по своему обыкновению не поворачиваясь к собеседнику лицом, – вы отдаете…

– А что касается вас, господин Челеш, – неожиданно жестко перебил его капитан и хлестнул себя по ладони цепочкой, на которую были нанизаны ключи, – то хочу предупредить: если вы откажетесь выполнить мое требование, нам с генералом придется посадить вас под временный арест в трюм.