Два солнца
Шрифт:
Только теперь Ольга окончательно поняла, с кем связала она свою жизнь. Леонид, мотаясь от Поволжья до Ростовской области, между разными пунктами маршрута и Москвой, разрываясь между работой, институтом и семьей, порой валясь с ног от усталости, – чувствовал себя абсолютно счастливым. Жизнь, наполненная любовью, бурлила и кипела: он занимался интересным делом, дома ждали обожаемые «девчонки», страстные споры на кафедре, рождающие истину, – и все это только придавало ему сил. Ее и восхищала неутомимая энергия мужа – казалось, чем больше он отдавал, тем больше сил у него становилось, и в то же время подчас накатывало раздражение – любая женщина
А Леониду, прекрасно зарекомендовавшему себя на южном направлении, поручили следующее ответственное и очень нелегкое задание: изыскания в Сибири. Командировка предполагалась длительная, без возможности приезда в Москву, а потому Мирачевским следовало решить, как жить дальше.
После совещания на кафедре в вестибюле его нагнал профессор Лепейкин:
– Леонид, вы ведь понимаете важность этого проекта, – громко сказал он, пожимая Мирачевскому руку. – И знаете, будь я моложе, я бы вам завидовал: такие возможности, непочатый край исследований!
И добавил, понизив голос:
– Но я вам и сочувствую, откровенно говоря. Там очень… чрезвычайно сложные условия. Почти Якутия…
– Благодарю вас, Петр Ефимович, – Леня был тронут заботой любимого преподавателя. – Но, как известно, мы там, куда Родина пошлет.
Лепейкин не принял шутливого тона:
– Желаю вам удачи. И берегите себя… – В голосе его чувствовалась тревога.
– Не волнуйтесь, профессор. Мы с вами еще за Полярным кругом будем дороги проектировать!
На самом деле Леонида одолевали противоречивые чувства. Он был доволен новым назначением: приятно, что тебе доверяют ответственное дело, ну а сложность задач всегда только распаляла его азарт. По пути домой ему уже рисовались картины будущих маршрутов, поиски одного, единственно верного, направления в непроходимой глуши. Но радость омрачала необходимость объясниться с женой. Представить, что придется расстаться на год, а может и больше, он не мог. Что ей сказать, как намекнуть, что ему хотелось бы взять семью с собой?
Задача осложнялась еще и тем, что изыскания предполагалось начать уже в марте, пока не раскисли от весенних паводков дороги.
Оля сразу догадалась, что муж, сообщив, как прошел день, чего-то недоговаривает. Он возился с дочкой, а она не торопила его и не задавала вопросов – знала, сам все расскажет. Тем не менее тревожилась: раз медлит – значит, дело серьезное.
Когда Ирочка уснула, Леонид, виновато глядя на жену, начал нерешительно:
– Оль…
– Командировка?
– Нет, Оля. Экспедиция.
– Это означает, что надолго? – почему-то Ольга не удивилась.
– Не только. Это еще и очень далеко.
По правде говоря, она давно ожидала чего-то подобного: освоение Сибири было на повестке дня, и когда собирались друзья мужа, только и споров было, как лучше прокладывать ту или иную магистраль, о сложностях климата, рельефа и т. д.
– И что в таких случаях предписывают ваши инструкции семьям первопроходцев?
Он улыбнулся (ох уж эта ее ирония!):
– Семьям инструкции не запрещают сопровождать сотрудников изыскательских партий.
И продолжил, нахмурившись:
– Но вы можете остаться. Я даже думаю, что вам все-таки лучше остаться. Понимаешь, это ведь северо-восток Сибирского края, почти Якутия (кстати вспомнились слова профессора), неизвестно, как Иринка перенесет этот климат.
– Послушай,
«Она хочет ехать? Ура!» – Он очень надеялся именно на такой ответ.
– Наша жизнь будет прекрасна и удивительна!
– Да тише, разбудишь.
– И ты нарожаешь мне еще парочку ребятишек.
…Уже засыпая, Леня произнес:
– И кстати, я – начальник партии…
Небольшой караван, выехав из Иркутска, упорно продвигался через снежное царство – белым-бело все вокруг: и дорога, и деревья, и даже морды лошадей, покрытые инеем. Ольга понуро вспоминала долгий путь в жарко натопленном и довольно комфортабельном «международном» вагоне скорого поезда Москва – Владивосток, который начался на Ярославском вокзале столицы. Но сейчас ей, выросшей в благословенном теплом краю, было очень не по себе: от Иркутска они проехали, наверно, больше тысячи верст (если считать по-старому). Тоскливо думалось: «Вот так декабристка! Знала бы…» В Москве уже разворачивалась оттепель, здесь же зима и не думала отступать, а до пункта, где предстояло развернуть базу экспедиции, было неблизко. Путешествие по старинному Иркутско-Якутскому почтовому тракту показалось с непривычки особенно тяжелым.
– Ну скажи, Лень, кому в этой глуши нужны железные дороги?
– Везде люди живут…
Чудилось, что конца и краю не будет этой заснеженной чаще, но запахло дымом и на пути вдруг возникло поселение. Сани въехали во двор, окруженный забором, почти не видимым из-под снега, и остановились возле избы с резными украшениями, точь-в-точь прямо из сказки.
Возница отбросил тяжелый меховой полог и помог путешественникам выбраться. В доме было жарко натоплено, за длинным столом чинно сидели мужики и чаевничали. От чашек, от блюдец и самовара, возвышавшегося над макушками, шел аромат чая и целебных трав. От вошедших с мороза повалил пар. К ним кинулась дородная женщина, видимо, хозяйка. Помогая снять шубы, она причитала над Ирочкой:
– Дите-то, дите совсем замерзло! А ну-ка чаю, сейчас согреетесь.
Оторопевшая малышка исподлобья смотрела на удивительную картину и никак не хотела отпускать руку отца.
Когда, наконец, разделись, их уже ждали наполненные чашки, а хозяйка выставляла на стол ужин. Удивительно, но чай оказался соленым и с молоком (уже потом выяснилось, что это традиционный для тех мест напиток). Видя недоуменные лица новых постояльцев, Надежда всплеснула руками:
– Ой, что ж я! Дитю-то сладкого надо! Сейчас сладкого сделаю.
Заснули после ужина моментально. А до рассвета, под еще звездным небом снова отправились в путь.
Через несколько дней тракт вышел к реке, и дальше они продвигались вдоль берега Лены. Напоследок дорога еще раз нырнула в лес. Конечного пункта, никому не известного Киренска, достигли, когда солнце уже клонилось к закату. Сосны расступились, и открылась поразительной красоты картина: городок-островок посреди испещренного следами саней и лыж заснеженного поля, оказавшегося замерзшей рекой (противоположный берег пестрел вмерзшими в лед лодками). Рек обнаружилось целых две – селение было основано прямо в излучине Лены в месте ее слияния с Киренгой. Отливающий розовым в лучах заходящего солнца снег, синеватые столбики дыма над избами – именно таким вспоминала впоследствии Ольга Киренск (самое первое впечатление!).