Два спутника планеты Ксюша
Шрифт:
– У вас у обеих страсть к коллекционированию, – смеясь, сказал папа, когда мы вернулись с прогулки и я кинулась ему на колени с драгоценной тарелкой. Он работал на компьютере в лобби отеля, пока мы с мамой гуляли по Страсбургу.
Мама слегка покраснела, но на самом деле это так.
Она любит ходить по всяким интересным местам типа антикварных магазинов и блошиных рынков и выискивать красивые вещи. Древние бронзовые статуэтки, крохотные книжки на старо-французском в перламутровых обложках с замочком и маленьким ключиком, висящим на цепочке, маленькие стеклянные бутылочки причудливых форм с помутневшими стенками, на которых осели остатки эликсира, гравюры
Мамочка! Где же ты? Мы так хорошо понимали друг друга раньше… А теперь точно весь мир рухнул. За пять минут. Почему сейчас ты такая чужая?
И почему мне так плохо, что хочется разгромить все вокруг и даже разбить эту тарелку! Чтобы брызнули осколки по полу и чтобы мне стало еще больнее…
И чтобы я, наконец, закричала во все горло.
Глава 2
Вот так новость
Когда вчера на французском мадам Вейле сказала, что три человека из нашей школы поедут на год учиться в Париж, у меня внутри что-то екнуло.
– Илюха, ты что? – спросил Никита, мой друг и сосед по парте.
А я и сам не знаю. Словно током дернуло. А сердце в живот провалилось. У меня однажды так было в детстве, у прабабушки на даче. Там плита электрическая, и, видимо, контакт отошел. Я пельмени варил, ложку сунул в кастрюлю, чтобы их помешать, а меня как ударит! Как будто прямо в грудь. И на языке привкус сразу такой неприятный, железный. Ощущения отстой.
Так и здесь. И я даже не понял, почему меня дернуло. Меня-то точно не отправят. Не из-за чего переживать, да и не нужна мне эта Франция. А когда объявили список, все стало ясно.
Ксюха.
Ксюха во Францию едет. На целый учебный год!
Я словно утонул. И сквозь толщу воды вяло смотрел, как Ксюха вышла к доске, а мадам Вейле сначала пожала ей руку, а потом даже обняла.
– Mes chers amis [2] , – сказала француженка и приложила к глазам белый платок, – времена сейчас непростые, но я верю в дружбу наших стран и очень рада, что Ксения будет учиться в Париже. Она достойна!
Ксюха стояла рядом бледная и, похоже, не слишком веселая. Будто даже расстроенная. Неужели не хочет ехать? А может, она… да нет, нет, не может быть, ей до меня и дела нет.
2
Мои дорогие друзья (фр.).
Она слабо улыбнулась мадам Вейле и пошла за свою парту, где уже ждала Алиска. Пока мадам Вейле толкала речь, та вся извертелась. Чуть ли не подпрыгивала. А когда Ксюха протиснулась мимо нее на свое место у окна, она схватила ее за руку:
– Ксюха! Я ору! Целый год в Париже, красота! Я к тебе приеду!
– Да была я в этом Париже сто раз, ничего там нет интересного… – Ксюха вытащила руку из крепкого, почти боксерского зацепа Алиски, подперла ею голову и уставилась в окно. Кабинет наш на третьем этаже, и видны тополя во дворе. У некоторых прошлой весной верхушки отпилили, и они стояли точно обезглавленные. А молодой клен уже начал рыжеть. Слегка совсем, часть листьев покраснела, остальные пока зеленые.
Интересно, доучится ли Ксюха первую четверть или уже в октябре уедет. Хотя какая разница, месяцем раньше или позже. Все равно ее не будет целый год.
– Ты что, совсем? Не рада,
– Рада, рада, – тихо сказала Ксюха, думая о чем-то своем. Но если бы были слышны человеческие мысли, я бы гарантировал, что она подумала: «Отстань от меня, не до тебя сейчас». Ну, может, конечно, тут не стопроцентная вероятность, но девяносто семь процентов точно есть. Вот интересно, научатся ли в будущем люди мысли читать? Тогда никто не сможет схитрить или соврать, все будет на лбу написано, как моя бабушка говорит. Что же с Ксюхой? Что не так? А может, подойти, спросить? Сделать уже шаг. Или подождать… Рано пока…
В этот момент Алиска, будто почувствовав мой взгляд, повернула голову ко мне и прошипела.
– Что, Перельман [3] , тоже во Францию хочешь?
– Тебе-то что? – огрызнулся я. Бесит она своими шуточками и кликухами. Была бы мальчишкой, я бы ей накостылял. Но девочек нельзя и пальцем тронуть.
«Учись отвечать достойно, словами, – мне еще в детстве папа сказал, когда в третьем классе меня Севка Мамин очкариком обозвал, а я на него с кулаками накинулся. – Учись контролировать себя, а иначе чем ты отличаешься от обезьяны?»
3
Григорий Яковлевич Перельман – российский ученый-математик, доказавший гипотезу Пуанкаре и отказавшийся от премии в миллион долларов.
Папа и сейчас дает хорошие советы. Жаль только, он не живет теперь с нами…
Я вспомнил, что должен сдержаться. И вдруг брякнул неожиданно:
– Извини, Алиса.
Она как будто поперхнулась. Округлила глаза. На картинке из будущего я отчетливо прочитал у нее на лбу горящую огненными буквами надпись: «Илюха совсем сбрендил. Точно сумасшедший. Все математики такие».
Она, может, впервые в жизни не нашлась, что ответить. Хмыкнула, сверкнула голубыми глазами и отвернулась к Ксюхе.
Глава 3
Пока молчу
Ксюха молча смотрела в окно. А класс гудел. Одноклассники перешептывались и поглядывали на худенькую спину. Почему-то их шепот мне показался похожим на шипение. Особенно возмущалась Попова, наша отличница. Понятное дело, тоже хотела во Францию. Хотя ее папа может и без всякого конкурса ее туда в любой момент отправить, хошь на год, хошь навечно.
– Мадам Вейле? – Попова подняла руку, и француженка вздохнула. Наверное, предчувствовала вопрос.
– Oui, Carine? [4]
– По каким критериям отбирались победители? – Попова подтянула рукава темно-синего пиджака с фирменной эмблемой школы, точно готовилась вступить в рукопашный бой с учительницей. Уперлась пальцами с ярко-алым маникюром в край парты и откинулась на стуле. Чем-то ее поза напомнила мне сфинкса, но, в отличие от него, у Карины было не спокойное выражение лица, а надменное. Она привыкла во всем быть первой. – По результатам городской олимпиады прошлого года?
4
Да, Карина? (фр.)