Два товарища (сборник)
Шрифт:
– Яковлевна, – попросил Гошка, – сбегай к продавщице, принеси пол-литра.
– Пол-литра? – удивилась Яковлевна и поставила казанок обратно в печку. Она долго думала, что бы это значило, потом сказала нерешительно: – Так вона ж тэпэр дома нэ продае. Як ото рэвизия була… Ще прыизжаи такий товстючий мужчина…
– Яковлевна, сходи. А я тебе завтра сено перевезу.
– Зараз, – тут же согласилась Яковлевна. Закутавшись в платок, она вышла из хаты.
До дому продавщицы было ходу не больше пяти минут. Пять туда, пять
В дверь постучали. Гошка не пошевелился. Дверь заскрипела, и через зеркало он увидел, что в комнату просунулась голова Саньки, покрытая мокрой газетой.
– Можно?
Гошка вытащил из кармана сигарету и спички. Закурил.
– Гоша, мне надо с тобой поговорить.
– Поговорить? – Он стряхнул пепел. – Поговорить можно. Сейчас как раз такое время: дождь, делать нечего.
– Гошка, я знаю, что обо мне рассказывают…
В это время вошла Яковлевна. Покосившись на Саньку, она поставила бутылку на стол и положила сдачу – рубль с мелочью.
– Вот видишь, Яковлевна, я же знал, что у меня будут гости. – Гошка встал, подошел к буфету. – Так что про тебя рассказывают?
Санька посмотрела на Яковлевну и промолчала. Яковлевна дипломатично удалилась, однако не очень далеко, чтобы не пропустить чего-нибудь в этом любопытном разговоре.
Гошка достал два стакана, тарелку с солеными огурцами, кусок хлеба.
– Садись, пить будем.
Санька стояла.
– Ах да, ты не пьешь. Ну тогда я пить буду.
Он поднес стакан ко рту. Запах водки ударил в нос. Гошка поморщился и хотел поставить стакан, но Санька стояла рядом. Гошка задержал дыхание и выпил всю водку залпом.
– Значит, поговорить? Это интересно. Правда, поздновато уже. Спать чего-то хочется, – Гошка потянулся. – Может, в другой раз, а? Или лучше так: ты мне напишешь письмо, я тебе отвечу, будем переписываться.
– Значит, ты не хочешь со мной говорить? – Глаза Саньки были полны слез. Она рванулась к дверям, но тут же остановилась. – Я ухожу, – тихо сказала она.
Гошка, не оборачиваясь, ткнул вилкой в огурец.
– Я ухожу, – нерешительно повторила Санька.
– Ах да… Тебя проводить? Желаю удачи. Заходи как-нибудь еще.
Выскочив из комнаты, Санька изо всей силы хлопнула дверью. Гошка долго смотрел на дверь, потом подошел к кровати и, уткнувшись в подушку, заплакал тихо и беспомощно, как плачут больные дети.
Яковлевна, изумленная, постояла в дверях, потом на цыпочках подошла к столу и унесла недопитую водку в буфет.
На другой день Санька не вышла на работу. Не дождавшись ее, Лизка решила зайти к ней домой, узнать, в чем дело. Посреди комнаты на табуретке стоял раскрытый чемодан. Санька укладывала вещи.
– Ты чего это? – спросила Лизка.
– Что?
– Ну вот это. – Лизка показала глазами на чемодан. – Уезжаешь, что ли?
– Уезжаю, – хмуро сказала
– Значит, едешь? – Лизка вздохнула. – С Вадимом, значит?
– А хоть бы и так, – не оборачиваясь, сказала Санька. – Тебе-то что?
30
Нa общем собрании Тюлькин признался, что продал машину картошки спекулянту из города. Но, сказал Тюлькин, это было с ним в первый раз и он возместит колхозу стоимость проданной картошки. Ему поверили и решили дело в суд не передавать. На собрании решено было в ближайшие дни провести на складе ревизию.
Когда комиссия, выделенная для этой цели, подошла к складу, оказалось, что на дверях нет пломбы. Очевидно, сорвал кто-то ночью во время дежурства дяди Леши. Тюлькин принимать склад отказался. Дядя Леша переминался с ноги на ногу и, время от времени поправляя висевшее за спиной ружье, растерянно хлопал покрасневшими веками.
Часа через два приехали в Поповку два милиционеpa с собакой. Синяя с красной полосой машина стояла возле правления. Пожилой старшина-казах разговаривал с председателем. Молоденький, с черными усиками сержант держал овчарку на поводке и охотно рассказывал:
– Ведь это собака ученая. Полтора года на курсах была. Кого хошь поймает.
– А мясо ей дать – будет есть? – спросил Аркаша Марочкин.
– Что ты! – Милиционер снисходительно посмотрел на Аркашу. – Да ведь она ученая. У ей и медаль по этому делу есть.
– А если конфету? – спросил Анатолий. – Будет?
– Нипочем не будет. Тоже сказал – конфе-ету.
Видно, сержант не терпел невежества.
Анатолий вынул из кармана шоколадку и, сняв обертку, бросил конфету собаке. Собака, лязгнув зубами, поймала ее на лету.
– Цыц! – крикнул милиционер, но было уже поздно. Собака благодарными глазами смотрела на Анатолия.
Старшина, кончив разговаривать с председателем, подошел к сержанту и взял из его рук поводок. Он подвел собаку к дверям. Обнюхав дверь, собака бросилась в поле. Держась за поводок, старшина неуклюже бежал за ней.
Возле склада собирался народ. Люди насмешливо смотрели, как милиционер с собакой кружит по полю, а когда они повернули назад, Анатолий сказал сержанту:
– Ученая! Так и я бегать умею.
Сержант промолчал. Старшина и собака вернулись. И вдруг неожиданно для всех собака бросилась на Тюлькина. Старшина оттянул ее к себе и, быстро надев намордник, снова отпустил. Собака уперлась передними лапами Тюлькину в грудь, рычала и даже через намордник пыталась ухватить его за горло.
– Ты срывал пломбу? – грозно спросил запыхавшийся старшина.
– Я, – бледнея, признался Тюлькин.
Его посадили в машину.
– Он, понимаешь, зря признался, – пояснил молоденький милиционер, запирая снаружи дверцу. – Собака так и так должна была на него броситься. Ставил-то пломбу он.