Два товарища (сборник)
Шрифт:
Людмила стояла возле стола и – то ли от холода, то ли от возбуждения – мелко постукивала зубами.
Девушка открыла сейф, вынула и положила на стол толстую книгу типа бухгалтерской и какие-то бланки. Потыкала ручкой чернильницу, но чернила замерзли.
– На, Катя, – Борис протянул ей свою авторучку.
– Где у него служебная книжка? – спросила Катя.
– Ваня, где у тебя служебная книжка? – ласково спросила Людмила.
Алтынник открыл один глаз:
– Какая книжка?
– Служебная. Ты ж ее вынимал. Борис, не помнишь, куда он ее
– Должна быть в правом кармане, – подумав, рассудил Борис. – В левом – партийный или комсомольский билет, в правом – служебный документ.
Он подошел к Ивану, расстегнул правый карман, и книжка очутилась на столе перед Катей.
Катя долго дула на замерзший прямоугольный штамп, потом приложила его к книжке и с силой придавила двумя руками.
В этот момент Алтынник на миг протрезвел и понял, что происходит что-то непоправимое, какое-то ужасное шарлатанство.
– Э-э! Э! – закричал он и захотел подняться, но только оторвался от стула, как почувствовал, что пол под его ногами стал подниматься к потолку и одновременно переворачиваться. Алтынник быстро ухватился за спинку стула, сел и махнул рукой. И он не помнил, как подносили ему бумагу, вложили в пальцы авторучку и водили его рукой…
13
Потом справляли свадьбу – не свадьбу, но что-то похожее было. Был стол, выдвинутый на середину комнаты, были какие-то гости. Пили «Кубанскую», красное и разбавленный самогон. Алтынник сидел во главе стола рядом с Людмилой, и гости кричали «горько». Он послушно поднимался и подставлял губы невесте, хотя и было противно.
Борис играл на гармошке. Толстая, лет сорока пяти баба плясала и дергала за веревку спрятанную под юбкой палку и выкрикивала частушки похабного содержания. Потом какой-то парень, дружок Бориса, в косынке и переднике изображал невесту. Гости смеялись.
Мать Людмилы хлопотала у стола, следя, чтобы всем всего хватило и чтобы никто не взял ничего лишнего.
Потом Людмила плясала с Борисом, и на гармошке играл парень в косынке.
Рядом с Алтынником на месте Людмилы сидел пожилой человек в старом военном кителе без погон. Это был местный учитель, и его имя-отчество было Орфей Степанович.
– Я, Ваня, тоже служил в армии. – Он придвинулся к уху Алтынника. – До войны еще служил. Да. Людей расстреливали. Мне, правда, – он вздохнул, – не пришлось.
– А чего ж так? – удивился Алтынник.
– По здоровью не прошел, – Орфей Степанович развел руками. – А у меня, Ваня, дочь тоже замужем за майором. В Германии служит. Вот китель мне подарил. А с женой я развелся. Ушла она от меня, потому что я пьяница. Суд был, – сказал он уважительно.
– А трудно разводиться? – поинтересовался Алтынник.
– Ерунда, – сказал Орфей Степанович и уронил голову в тарелку с салатом.
Потом Алтынник каким-то образом очутился на огороде за баней, и его рвало на белом, как сахар, снегу. Черная облезлая собака тут же все подбирала, и Алтынник никак не мог понять, откуда взялась эта собака.
Потом
– Тебе нехорошо, Ваня. Пойдем домой, постелим постельку, ляжешь спатки. Тебе завтра рано вставать.
– Уйди! – Он мотал головой и хватался за живот. Его еще мучили спазмы, но рвать уже было нечем, а собака, не зная этого, отбежав на два шага, виляла хвостом и голодными глазами с надеждой смотрела Алтыннику в рот.
– Пошла вон! – топнула ногой Людмила.
Собака отбежала еще на шаг и теперь виляла хвостом с безопасного расстояния.
Потом Людмила тащила его на себе через весь огород, а он вяло перебирал ногами. На крыльце он все-таки задержался. На улице вдоль забора стояли и смотрели на него, Алтынника, черные, похожие на ту собаку за баней старухи. Они заискивающе улыбались, надеясь, что если и не пригласят, то по крайности, может быть, вынесут угощение. Не потому, что были голодные, а ради праздника.
На крыльце Алтынник оттолкнул от себя Людмилу.
– Эй, бабки! – закричал он, делая руками какие-то непонятные круговые движения. – Валите все сюда! Гулять бутем! Алтынник женится!
Он попытался изобразить что-то вроде ритуального индейского танца, но потерял равновесие и чуть не свалился с крыльца, спасибо, Людмила вовремя подхватила.
Старухи дружно загомонили и тут же повалили в калитку, словно прорвали запруду.
– Да куды ж вы, окаянные, лезете! – закричала Людмила, подпирая Алтынника плечом и подталкивая к двери. – Стыда на вас нету!
– Хозяин приглашает, – округляя «о» в слове «хозяин» и ставя ногу на крыльцо, упорствовала возглавлявшая шествие маленькая старуха с выдвинутым вперед подбородком.
– Хозяин, хозяин, – передразнила Людмила. – Хозяин-то вон на ногах не стоит, а вам лишь бы попить да пожрать на чужой счет, бессовестные!
Она втолкнула Алтынника в сени и захлопнула дверь перед самым носом маленькой старухи, и за дверью слышен был еще глухой недовольный гомон.
В комнату Алтынник вполз чуть ли не на карачках. Из круговорота множества лиц, сливающихся в одно, выплыл со стаканом в руке Орфей Степанович.
– Выпей, Ваня, винца, полегчает, – говорил он, тыча стаканом Алтынника в нос.
От одного только вида водки Алтынника перекосило всего, он зарычал по-звериному и отчаянно замотал головой.
– Уйди, ненормальный! Уйди! – закричала Людмила учителю и ткнула в лицо ему маленьким своим кулачком. Из носа Орфея Степановича хлынула кровь и потекла на китель. Орфей Степанович неестественно задрал голову вверх и пошел, как слепой, к столу, в вытянутой руке держа перед собой стакан.
Появились Борис и Вадик. Вдвоем подхватили они Алтынника под руки, втащили в соседнюю комнату. Людмила забежала вперед, сдернула с кровати одеяло, и Алтынник повалился в пуховую перину, как в преисподнюю. Последнее, что он помнил, это как кто-то стаскивал с него сапоги.