Два выхода
Шрифт:
Дэпломат должен быть подкован во всём, чтобы угодить обоим сторонам.
**Мидэ — обращение к замужней даме, которая вошла в богатый и знаменитый Род.
2
Pov: Дантэ.
«Она начинает меня нервировать с этим своим «Дантэ».
Дантэ — это я, и вот сейчас, лёжа на заднем кресле машины, лицо к спинке, стараюсь тем самым не видеть и не слышать то, что мелькает в её мыслях, интонациях и чувствах, что растекаются по салону. Но всё равно ощущаю их отклики и вижу кадры
Но вот то, что в этих мыслях проскальзывают воспоминания моего нервного срыва, мне не нравится. Очень.
— Дантэ, мы подъезжаем, — слышу и, вздыхая, нехотя сажусь, чтобы посмотреть на городок, в котором предстоит прожить примерно десять-пятнадцать лет.
Что можно сказать — обычный городок, где явно живут лишь представители долгоживущих рас. Дома не похожи на те, что присущи большим городам и мегаполисам. Если смотреть на те, что сейчас виднеются за окном, то это были малые замки или большие поместья без высоких заборов и широких ворот, с ухоженными садами и полянками, клумбами с цветами перед фасадами и ступенями, ведущими в дом.
В больших городах первое, что замечаешь — ворота и высокие заборы с навороченными сигнализациями, как техническими, так и магическими, а уж за ними виднеются верхушки деревьев и самые высокие постройки.
Медленно проезжая по главной улочке, Катрин явно старалась показать и рассказать мне, как здесь мило и тихо. Вот только я вижу совсем не то.
Вид двух парнишек-оборотней, которых обнимают так нежно двое мужчин, заставил сердце болезненно сжаться. В голове пронеслись моменты, когда мать лишь на миг прикасалась ко мне в ее редкие приезды, но тут же отстранялась, даря ненужную вещь.
И вновь я оставался с так называемым дедом Ландэ и с его соратником дроу Трэгором Моэр. Глаза этого помощника пылали красным светом похоти, интересом, и чувствовалось, что для него я очередной подопытный или «его мальчик». А эти холодные пальцы, что смыкались на запястьях, чтобы притянуть к себе, заставляли всё нутро вздрагивать и холодеть.
Воспоминания впиваются, как иглы, причиняя боль.
Как только машина чуть приостановилась на повороте, я рванул ручку дверцы и, чуть ее не сломав, поспешил исчезнуть как можно дальше в глубине парка и дать волю своим эмоциям и тому, что рвётся из меня.
Я слышу окрик взволнованной матери, чьи-то смешки и гул мотора, но ускоряюсь, чтобы никто меня не смог остановить.
Но я смог пробежать лишь несколько минут, когда меня поймали, развернули и притиснули к широкой мужской груди. Я оказался прижат к этой груди, лицо спрятано на плече, а чужие руки крепко обнимали, не давая двигаться.
Запах, такой приятный и успокаивающий, заставил меня замереть, а тело своим теплом, что чувствовалось даже сквозь кожаную куртку, успокоило полностью как меня самого, так и мысли и то, что рвалось наружу.
Минута, и мы застыли в объятиях, не замечая никого и ничего.
Затем чужие губы, наклоняясь к моему уху, касаются его и опаляют жарким дыханием.
— Малыш, у тебя два выхода. Первый — остаться со мной, и в будущем я буду твоим первым. И второй вариант — ты отправляешься к мамочке, и я всё равно через несколько лет делаю тебя своим любовником.
Шок от этих слов, и я замираю, чтобы потом сильно и болезненно ударить, сначала головой по подбородку, а затем и по голени.
Парень взвыл и постарался схватиться то за подбородок, то за голень, заодно сверкая в мою сторону злым взглядом.
— Что, дядя, больно? — обеспокоенно спросил я, — простите…, метился выше…, намного выше.
— Человечка!!! Р-р-р-р, — раздался ответ, но я вновь рванул назад к машине, ощущая невероятный прилив хорошего настроения.
Не знаю, что Катрин увидела позади меня, но тут же села в кресло и завела мотор, и лишь я хлопнул дверью, рванула с места.
Мне осталось увидеть, как из парка выбежал злющий Он, как его друзья, сидя на мотоциклах, смеялись. Но как только наши с ним взгляды на миг встретились, я смог прочесть: «Значит, второе».
***
Мой внезапный взрыв эмоций так и остался невысказанным, Катрин только сжала пальцы на руле и встревоженно смотрела на дорогу.
Несколько минут, и мы сворачиваем в сторону здания, что стояло как-то особняком ото всех.
Ясно, значит это теперь наш дом.
Остановившись около ступеней, ведущих к входной двери, Катрин мягко улыбнулась, и кивнула на дом. Дождавшись, когда мой Хранитель вновь превратиться в тату на запястье, я вышел и осмотрелся.
Окрас жёлто-белого цвета не нервировал и не вызывал раздражение, дом чувствовался приветливым и родным. Вокруг него вились дорожки, одна из которых заворачивала за угол, другая — в сторону гаража, к которому поехала Катрин.
Вздыхаю и, пройдя пару ступенек, трогаю ручку двери, которая мягко и без скрипа открылась.
Маленькая прихожая с большим зеркалом у входа, затем полукруглый холл с двумя арками по бокам и лестницей, что вела наверх.
По правую сторону была гостиная и мини-библиотека с кино-визо-театром, всё в тёмно-серо-коричневых тонах. По левую сторону — столовая-кухня в светло-коричневых и зелёных тонах.
За широкой лестницей, виднелись две двери, одна явно вела на задний двор, другая — в ванную комнату.
Лестница была похожа на те, что показывали в старых человеческих кинофильмах, когда дамы в своих бальных платьях спускались вниз по широким ступеням. Наверху перила расходились в сторону, образуя полукруг и внешнюю галерею.
Поднявшись, я заметил маленькую комнатку и застеклённый балкон. Двери туда и на балкон были створчатые и стеклянные.
Присмотревшись к этому помещению, я решил, что здесь хорошо сделать место для учёбы и, может, впоследствии будет кабинет.
На противоположной стороне была чуть приоткрытая дверь, и, заглянув туда, я с уверенностью понял, что вот это моя комната и всё.