Двадцать четыре секунды до последнего выстрела
Шрифт:
— Ничего.
— Что ты с ней сделал?
— Ничего! — он опять засмеялся, в этот раз — совершенно искренне и счастливо. — Детка, я ведь сказал — проверь, как она. Вдруг попала в неприятности? Небольшая авария. Разбила телефон, испачкала одежду.
Себ нахмурил брови.
— Ты решил, что я ей угрожаю? — Джим немного прищурился. — Ну ла-адно, я и хотел, чтобы ты так подумал. Решил… будет весело смотреть, как ты бегаешь, боишься. Но ты меня действительно удивил.
Какого чёрта?
— Откуда мне знать…
— Что я не вру? Возьми мой телефон и набери своего
Говорить, что оба, Себ не стал.
— Позвони и спроси. Ну же!
Убедившись, что Джим не пытается вырваться, Себ взял телефон. Набрал номер Грега. Тот снял трубку через два гудка. Узнал Себа и радостно отрапортовал:
— Мы тут с Джоан и Полом. Она ворчит, что ты поднял на уши половину Ярда.
— Она в порядке?
Послышался скрип, и Джоан сама сказала:
— Придурок на велосипеде сбил меня с ног, а так — в полном. Где ты? У тебя всё хорошо?
— Да… — пробормотал Себ, — да.
Джим, конечно, слышал каждое слово.
Пообещав скоро вернуться домой, Себ положил трубку и мрачно сказал, уже, впрочем, не чувствуя прежней решимости:
— Где гарантии, что там не было снайпера? Подрывника?
Джим покачал головой и заметил:
— Никаких гарантий, — ирландский акцент появился внезапно, — Но ты знаешь, что никого там не было и не будет. Ведь знаешь, mo daor? — дальше Джим забормотал что-то совершенно невнятное по-ирландски.
Опять закрыл глаза, но уже не от удовольствия, а бессильно, устало. Преодолевая явно заметное сопротивление всего тела, сглотнул и перешёл на английский:
— Я заигрался, детка… Когда ты ушёл, я хотел тебя убить. Знаешь как?
Себ изо всех сил вслушивался в его речь, стараясь разбирать каждое слово.
— Я нанял бы нескольких снайперов. Обязательно с Дальнего Востока, из Афганистана, например. Чтобы были хитрые, злобные и готовые на всё за деньги. Потом я нашёл бы людей, которые вкололи бы тебе наркотик. Есть такие… парализаторы. Ты всё понимаешь, всё чувствуешь, но не можешь шевельнуться.
Безо всяких наркотиков Себ чувствовал, как тело каменеет, а рот наполняется вязкой горькой слюной.
— Потом я бы раздел тебя… Ох, не я, конечно. Не люблю работать руками сам. Тебя бы привезли к ступеням Собора Святого Павла. Ты вспомнил бы мой рассказ о пожаре и боялся бы огня… А потом раздался бы первый выстрел. Второй… Третий… Руки, ноги, плечи, бёдра. Без грубости, я велел бы стрелять мелким калибром. Пули проходили бы насквозь через плоть. Много крови. В какой-то момент пуля попала бы в живот. Потом в грудь, справа. Ты бы медленно истекал кровью, мой Святой Себастиан, ждал бы смертельного выстрела… Но его бы не последовало. Я следил бы за тем, как из тебя вытекает жизнь. Вот только бога нет, поэтому никакое чудо не спасло бы тебя. Может… в самом конце я бы подошёл к тебе.
Вздрогнув, он заглянул Себу в глаза и спросил почти робко:
— Ты знаешь, почему я этого не сделал?
Вместо ответа Себ медленно повёл головой из стороны в сторону.
— Я представил эту сцену до мельчайших деталей, детка, и понял…
— Что это значит? Это… слово?
— «Мой дорогой», — отозвался Джим. — Моя мать ненавидела английский, мы с ней говорили только по-ирландски. Этот язык… Я слышу его внутри головы всякий раз… Мне хочется поговорить с этим голосом или вырвать из собственного черепа. Он он просто бубнит или поёт… Я не могу его остановить, и он поёт колыбельную. «Спи спокойно, дитя… Но почему, дитя моё, если ты спишь в колыбели, почему я вижу тебя распростёртым в соломе?» Ты ошибся, Себастиан, — сказал он вдруг совсем другим тоном, с горечью, — ты мог просто пригрозить мне смертью. Да, было бы не так эротично, но…
В странном состоянии, близком к шоку, Себ подумал, что у него выработался особый навык: понимать этот чудовищный акцент, разбирать отдельные слова в бреду Джима.
— Я не боюсь смерти. Я боюсь… несвоевременной смерти. Умереть здесь, от твоей руки? Он бы не видел, не узнал. В этом не было бы смысла, понимаешь?
— Нет, — сказал Себ мрачно, — совершенно.
Из горла Джима вырвался невнятный звук, какой-то булькающий хрип.
— Как всегда, детка. Не важно. Себастиан? — Джим попытался открыть глаза, но лучше бы не делал этого: взгляд был мутным, потерянным, совершенно больным.
— Что?
— Ты хочешь, чтобы я попросил прощения?
Себ не знал, как это работает и почему. Он держал Джима прижатым к грязному заваленному хламом полу. Он был вооружён и мог сделать что угодно. Но не чувствовал при этом никакой власти. Джим оставался боссом даже сейчас.
— Хочешь?
Он хотел уйти. Развернуться и уйти к чёрту. Набраться в ближайшем баре до того состояния, когда его можно будет расстреливать в любом виде и позах.
— Прости, Себастиан, — прошептал Джим, — я перегнул палку. Мне так… — он кашлянул, поперхнулся, — хотелось увидеть, как ты теряешь самообладание.
— Увидели?
— Да, — выдохнул он беззвучно. — Детка?
Себ встал. Джим остался лежать на полу и показался вдруг очень жалким и несчастным.
— Я устал от этой чёртовой проверки на прочность, — сказал Себ. — Не могу. Считайте, что поломали. Всё.
— Нет… Нет, Себастиан, ты не сломан. Ты такой целый… — Джим застонал как от боли. — Почему?
— Что — почему?
Даже говори Джим на чистейшем английском, это не помогло бы.
— Скажи, почему ты целый? А я отвечу на любой твой вопрос.
С большим трудом Джим приподнялся на локте, повернулся и привалился спиной к дивану.
Себ, тяжело вздохнув, тоже опустился на пол.
— Я бы сказал. Но я смысла вопроса не понимаю.
Джим хохотнул.
— Понимаешь. Ну же… Ответь мне, детка.
Глядя на Джима — действительно как будто поломанного, едва справляющегося со своим приступом, мокрого от пота и жалкого, Себ, кажется, и правда понял. Но всё равно не знал, что надо говорить.
— Я не знаю. Может… — он пожал плечами, — воспитывали правильно.