Двадцать четыре секунды до последнего выстрела
Шрифт:
На второй день мисс Эдисон организовала ему встречу со Сьюзен. Судебный пристав напомнил, что у них полчаса.
Сьюзен пришла с миссис Кейл, бледной и дрожащей. Они крепко держались за руки. Сьюзен смотрела испуганно и непонимающе. Себ обнял её, и впервые за полгода она не попыталась побыстрее вырваться, а наоборот, обхватила его за шею и крепко прижалась. Шмыгнула носом. Себ погладил её по волосам, разжал объятия и, заглянув дочери в глаза, сказал:
— Прости меня, Сьюзен.
— Бабушка говорит, это ошибка. Что тебя зря арестовали
Он сжал переносицу, надеясь, что так будет легче выдерживать пристальный взгляд Сьюзен.
— Сьюзен, послушай… — он повернулся к миссис Кейл: — Сядьте, пожалуйста. Всё хорошо.
Она неуверенно опустилась на стул и принялась нервно ломать пальцы, а Себ снова посмотрел на Сьюзен и сказал очень тихо, только ей:
— Сьюзен, я очень люблю тебя. Но я совершил преступление. Ты помнишь, как спросила меня… — он осёкся, а Сьюзен мелко закивала, с большим трудом сдерживая слёзы, — ответ да. Я должен понести за него наказание. Какое именно — решит суд. Так правильно и так должно быть. Но это не значит, что я… — он взял её за руку, пытаясь найти в этом опору, — не буду заботиться о тебе. Мы будем с тобой видеться… не так часто, как мне бы хотелось, но будем обязательно. И я всегда буду тебя любить.
— Ты из-за этого отсылаешь меня в пансион, да? — спросила она. — Потому что…
— Да.
Она всё-таки расплакалась, а миссис Кейл пробормотала:
— Басти! Но это же неправда. Ты ведь…
— Миссис Кейл, — он встал, прошёлся по небольшой комнате, — позже мы обсудим с адвокатом, как лучше дать вам доступ к моему счёту. У вас со Сьюзен всё будет хорошо. Вы отложите из этих средств деньги на её обучение. Их хватит.
— Басти…
— Уведите Сьюзен, пожалуйста.
Он хотел бы утешить её. Но ей нужно самой сжиться с мыслью о том, что её отец — преступник.
Его снова вызвал мистер Бромфилд. Поднять сорок семь дел было не так-то просто, кроме того, как минимум девять трупов они пока вообще не нашли в делах Скотланд-Ярда. Видимо, люди Джима слишком хорошо поработали, затирая улики. Или не только Джима. Так, в документах Скотланд-Ярда не фигурировали имена Дэвида Блинча и Роджера Монтгомери, более того, эти смерти Бромфилд даже отказался обсуждать. Точно, Джим ведь говорил, что выстрел из снайперской винтовки — не самое странное в мире самоубийство.
В перерывах между допросами Себ просто лежал на узкой кровати в камере, смотрел в потолок и не думал ни о чём. Он боялся, что вернутся кошмары, но их не было. Закрывая глаза, он просто отключался, провалился в густую черноту. Ещё он боялся снова услышать внутри головы голос Джима, но он тоже больше не появлялся.
Иногда, просто чтобы размяться, Себ пытался думать о будущем. О суде и о том, что за ним последует, о заключении. Но это было скучно. Он не боялся приговора, не боялся тюрьмы и не видел в
Пытался считать. Но хотя его способности к математике никуда не делись, заниматься умножением было лень. Так что он проводил часы, разглядывая серый потолок, немного подмоченный и поросший плесенью, или лёжа с закрытыми глазами.
Через два дня после встречи со Сьюзен ему разрешили ещё одно посещение. Он был уверен, что увидит обоих родителей, но в небольшой комнатке его ждал только папа. Ради поездки в Лондон он даже надел пиджак. Едва их оставили одних, папа свёл брови к переносице и бросил:
— Садись.
Себ послушался, а вот отец остался стоять. Постучал большими пальцами друг по другу и сказал отрывисто:
— Не думал, что сын у меня идиот. И не только идиот, но ещё и трус.
— Отец! — Себ прервал его — и тут же замолчал под тяжёлым взглядом.
— Да, трус. Сказал и повторю. Ты совершил то, чего не должен был совершать мой сын. Но этого оказалось мало. Тебе ещё и не хватило мужества скрыть свой поступок.
— Думаешь, — прохладно произнёс Себ, — нести ответственность за свои дела — это трусость?
— Ответственность, — выплюнул отец. — У тебя есть ответственность. Ей десять и она твоя дочь. Вот это — ответственность. А ты побежал лить сопли и очищать совесть. Что будет со Сьюзен?
Это было жестоко. Слова отца тупой болью отдавались где-то под рёбрами.
— Она будет расти с бабушкой. Я обеспечил их… достаточно.
— Она потеряла мать, — отец опёрся ладонью на стол. — Теперь у неё не будет отца. Не смотри на меня так, я говорил с этой мисс, с твоим адвокатом. Тебе дадут сорок пять минимум. И наши тюрьмы пока не похожи на курорты Бата. Ты не выйдешь. Никогда, Себастиан.
О, спасибо. Он умел считать. Тридцать шесть плюс сорок пять. Однозначно, он не настолько оптимистичен, чтобы надеяться дожить до конца срока.
— Понимаешь?
— Я должен ответить за то, что сделал, — сказал он, когда убедился, что отец закончил речь (зная его, можно было точно сказать, что он её если и не писал, то, во всяком случае, обдумывал всю дорогу из Карлайла в Лондон). — И Сьюзен лучше не иметь отца вовсе, чем такого.
Выдохнув, папа подвинул стул и сел совсем рядом. У него прибавилось морщин. И волосы уже совсем седые, а не «соль с перцем», как привык думать Себ.
— Думаешь, что сделал не так? — спросил Себ чуть позже.
Папа махнул рукой.
— Маму я сегодня не взял с собой, хотя она рвалась. Она рыдает который день.
— Скажи, что ей вредно.
— Устал повторять. Я ведь… — он сделал невнятный жест рукой, — поверил тебе тогда. Решил, что я старый мнительный дурак. А ты мне нагло в глаза соврал.
— Знаешь… — Себ фыркнул, — это лучше, чем если бы я сказал тебе, что убиваю людей за деньги.
— Думаешь, я бы побежал в полицию? — спросил отец с отвращением в голосе.