Двадцать лет спустя (иллюстрации Боже)

Дюма-отец Александр

Друзья переглянулись.

— Это справедливо, — сказали Портос и Арамис, надеясь, что выбор падет на них.

Атос и д’Артаньян промолчали, но самое безмолвие их означало согласие.

— Итак, — начал Мордаунт среди гробового молчания, воцарившегося в этом таинственном доме, — итак, моим первым противником я избираю того из вас, кто, не считая себя достойным

носить имя графа де Ла Фер, стал называться Атосом.

Атос вскочил со своего стула, как будто его подтолкнула пружина; с минуту он стоял молча и неподвижно, но затем, к великому изумлению своих друзей, произнес, качая головой:

— Господин Мордаунт, поединок между нами невозможен. Окажите кому-нибудь другому честь, которой вы удостоили меня.

Сказав это, он снова сел.

— А, — проговорил Мордаунт, — вот уже один струсил.

— Тысяча проклятий! — воскликнул д’Артаньян, бросаясь к молодому человеку. — Кто смеет говорить, что Атос трусит?

— Пусть говорит, д’Артаньян, оставьте его, — отвечал Атос с улыбкой, полной горечи и презрения.

— Это ваше решительное слово, Атос? — спросил гасконец.

— Бесповоротное.

— Хорошо, мы не будем настаивать. — И он продолжал, обращаясь к Мордаунту: — Вы слышали, сударь, граф де Ла Фер не желает оказать вам чести драться с вами. Выберите кого-нибудь из нас вместо него.

— Раз я не могу драться с ним, — ответил Мордаунт, — мне безразлично, с кем драться. Напишите ваши имена на билетиках, бросьте их в шляпу, а я вытяну наудачу.

— Вот это мысль! — согласился д’Артаньян.

— Действительно, это решает все споры, — присоединился к нему и Арамис.

— Как это просто, — заметил Портос, — а я вот не догадался.

— Согласен, согласен, — повторил д’Артаньян. — Арамис, напишите наши имена вашим красивым мелким почерком — тем самым, каким вы писали Мари Мишон, предупреждая ее, что матушка господина Мордаунта замышляет убить милорда Бекингэма.

Мордаунт снес новый удар не моргнув глазом. Он стоял, скрестив руки, и казался спокойным, насколько мог быть спокоен человек в его положении. Если это и не была храбрость, то, во всяком случае, гордость, очень напоминающая храбрость.

Арамис подошел к письменному столу Кромвеля, оторвал три куска бумаги одинаковой величины и написал на одном из них свое имя, а на двух других имена д’Артаньяна и Портоса. Все три записки он показал Мордаунту открытыми; но тот даже не взглянул на них и кивнул головой, как бы желая сказать, что он целиком полагается на него. Арамис свернул все три бумажки, бросил их в шляпу и протянул ее молодому человеку.

Мордаунт опустил руку в шляпу, вынул одну из трех бумажек и, не читая, бросил ее небрежно на стол.

— А, змееныш! — бормотал д’Артаньян. — Я бы охотно отдал все мои шансы на чин капитана мушкетеров, чтобы только ты вынул мое имя.

Арамис

развернул бумажку, и, как ни старался он сохранить хладнокровие, голос его задрожал от ненависти и страстного желания сражаться первым.

— Д’Артаньян! — громко прочел он.

Д’Артаньян испустил радостный крик.

— Aгa! Есть, значит, правда на земле! — воскликнул он. — Затем обернулся к Мордаунту: — Надеюсь, сударь, вы ничего не имеете возразить против этого?

— Ничего, сударь, — отвечал Мордаунт; он, в свою очередь, вынул из ножен шпагу и согнул ее, уперев в носок сапога.

Как только д’Артаньян увидел, что желание его исполнилось и что добыча теперь не ускользнет от него, к нему вернулось все его спокойствие и хладнокровие и даже та медлительность, с какой он имел обыкновение делать приготовления к такому важному делу, как поединок. Он быстро снял с себя манжеты и пошаркал правой ногой по паркету, успев в то же время подметить, что Мордаунт вторично бросил вокруг себя тот странный взгляд, который д’Артаньян уже заметил раньше.

— Вы готовы, сударь? — спросил он наконец.

— Я жду вас, — отвечал Мордаунт, поднимая голову и окидывая д’Артаньяна взглядом, выражение которого передать невозможно.

— Ну так берегитесь, сударь, — проговорил гасконец, — потому что я довольно хорошо владею шпагой.

— Я тоже, — отвечал Мордаунт.

— Тем лучше: совесть моя спокойна. Защищайтесь!

— Одну минуту! — прервал его молодой человек. — Дайте слово, господа, что вы будете нападать на меня не все сразу, а по очереди.

— Да ты что, смеешься над нами, змееныш! — не выдержал Портос.

— Нет, я не смеюсь, но я хочу, чтобы и у меня, как только что сказал господин д’Артаньян, совесть была спокойна.

— Нет, тут что-то другое, — бормотал д’Артаньян, покачав головой и оглядываясь с некоторым беспокойством.

— Честное слово дворянина! — сказали в один голос Арамис и Портос.

— В таком случае, господа, — потребовал Мордаунт, — отойдите куда-нибудь в угол, как это сделал граф де Ла Фер, который хотя и не желает драться, но, кажется, знаком с правилами дуэлей. Очистите нам место, оно нам будет нужно.

— Хорошо, — сказал Арамис.

— Вот еще церемония! — заметил Портос.

— Отойдите, господа, — сказал д’Артаньян, — не следует давать господину Мордаунту ни малейшего повода поступить несогласно с правилами чести, так как я вижу, что он, — не могу, при всем уважении к противнику, не заметить, — настойчиво ищет такой повод.

Эта новая насмешка разбилась о бесстрастность Мордаунта.

Портос и Арамис отошли в угол, противоположный тому, где сидел Атос. Оба противника остались одни посреди комнаты, освещенной двумя лампами, стоявшими на письменном столе Кромвеля. Само собой разумеется, что углы комнаты тонули в полутьме.