Двадцать один год
Шрифт:
… Поиски Дирборна продолжались, но не приносили никаких результатов. Грюм, как бы ни было ему тяжело – а Лили, находясь рядом со стариком, чувствовала, как сжимается его сердце – собирался прекратить поиски. Орден не мог больше отвлекаться.
Врачи в Мунго тем временем смогли восстановить некоторые события, вычеркнутые у Эммелины из памяти. По предварительной договоренности воспоминания оказались у Грюма, и он сообщил всем, что в Омуте памяти – как поняла Лили, артефакте, позволявшем просматривать чужие воспоминания – удалось увидеть троих нападавших. Двое
– Жаль, Эммелина не успела разглядеть, есть ли у них метки, - качал Грюм головой. – Хотя и метку…
– Можно продолжить? – неожиданно спросил Бенди Фенвик. – Вы ведь сомневаетесь, что их похитили, мучили, над Эммелиной надругались, а Карадока убили Пожиратели, я прав?
Грозный Глаз крякнул, насупился, помолчал.
– Ну вот что, - сказал он наконец. – Я ничего такого не говорил. Все слышали: мерзавцы были одеты, как Пожиратели. Вопросы у кого-то есть?
Свои вопросы Лили предпочла не задавать: неприятно было смотреть, как Грюм пытается уйти от ответа. Да, кроме Пожирателей, найдется немало тех, кому Вэнс и Дирборн успели досадить – но Лили неотступно вспоминалось одно утро в Азкабане. Женские крики из камеры, куда спихнули всякое ворье… Далеко ли был отец Летиции в тот момент? Знал ли, чему подвергли его дочь? Может, Карадок при нем отдал Эммелине приказ сделать это? А Дирборн Гарольда Гэмпа пытал лично. Наверное, её отец поступил бы также. Лили не знает, стал ли бы он мстить за себя, но если бы её, как Летицию, пустили по кругу… Да, Грюм прав, что прямо ничего не говорит.
На следующий день она навестила Эммелину. Было первое мая, в окна больницы стучали ветвями в бутонах яблони: позади здания разросся запущенный сад. В распахнутое окно палаты влетал тонкий и оглушающий запах поздней весны. Эммелина оперлась высохшими ладонями на подоконник и равнодушно смотрела в зеленую, в белой крапинке, глубь – худая, почти бестелесная.
– Мне сказали, что Пожиратели сделали со мной, - безучастно проронила она. – А еще мне ночью приснилось, что они убили Карадока – и я знаю, это так. Карадока больше нет.
– Ты любила его? – чуть слышно спросила Лили, встав рядом. Вэнс слабо кивнула.
– Мы встречаемся с прошлой весны. Когда познакомились, ему было так тяжело… Ты знаешь, что случилось с его сестрой? Знаешь? Можешь себе представить, как он переживал за нее. Я не знаю, что хуже – быть проституткой или подстилкой Пожирателя смерти.
Внезапно острые пальцы сжались в кулаки, глаза оживились.
– Но я-то не подстилка, что бы они ни сделали со мной. Эти мрази еще пожалеют… Я найду того, кто заплатит и за Карадока. И за меня.
– Конечно, найдешь, - подхватила Лили, обрадованная, что подруга наконец вышла из оцепенения. Эмми, - она робко обняла Вэнс. – Я думаю, Карадок все-таки жив. Он найдется. – она так не думала, но надо же утешить.
Эммелина резко мотнула головой.
– Нет. Он мертв. И не спорь. Ни к чему себе врать.
Спорить Лили не отважилась.
Выйдя
– Лили! Лили, стой!
Сестра подбежала и слегка ухватила за отворот жакета.
– Я не ожидала, сестрица, - выпалила она. – Ты забыла, что у тебя есть родственники? Решила, мы не будем волноваться? Мы не могли дозвониться до тебя! Вернон специально отпросился на работе, и мы ездили в Коукворт, но дом был закрыт! Вернон подал бы заявление в полицию, но я заметила, что твоих вещей нет.
– Ну да, я переехала к Джеймсу, - пробормотала Лили растерянно.
– Но ты могла бы нас хоть как-то предупредить?!
– Послать сову? – Лили иронически выгнула брови. Она терпеть не могла, когда её ругали, особенно – если ругали за дело. Сработало: сестра выпустила её жакет, с досадой махнув рукой:
– Опять твои уродские штучки.
Некоторое время обе молча стучали каблуками. Потом Лили решилась искоса взглянуть на сестру. У Петунии на щеках горели пятна, но в глазах застыли ожидание и чувство неловкости.
– Как Вернон? – попробовала Лили аккуратно спросить. Как ей показалось, Туни взглянула на нее с благодарностью.
– Знаешь, дела у него идут неплохо, совсем неплохо. Он даже планирует… Ох, Лили, мне так нужно было обсудить это с тобой, а я тебя не могла найти… Вернон планирует открыть свое дело, но для этого нужны средства. Словом… Если бы можно было продать родительский дом…
На минуту Лили стало горько, но она одернула себя. В конце концов, Петуния слишком мало хорошего видела в этом доме, чтобы привязываться к нему. А самой туда возвращаться все равно невыносимо больно. Пусть уж оборвется последняя нить, связывающая с городом, где остались родительские могилы.
– Продавайте. Если нужна моя подпись на каких-нибудь бумагах…. В местном пабе есть телефон. Если я перезвоню через неделю, вы мне сможете сказать, когда примерно надо явиться?
Теперь уже Петуния покосилась с недоверием и разочарованием.
– Ты так легко отказываешься от места, где прошло твое детство?
– Я не могу туда зайти, Туни, - призналась Лили просто. – Там все напоминает о маме с папой. Я бы там с ума сошла, если бы Джеймс меня не забрал. Если в доме никто не живет, что ему зря стоять? Продавайте или сдавайте, как хотите. У тебя такие же права на этот дом, как и у меня.
– Да, - Петуния поломала пальцы. – Но тебе придется зайти все-таки, один раз… Забрать вещи, которые остались. А хотя, если хочешь, если тебе так уж тяжело… Я могу собрать их и передать тебе.
Лили подумала немного.
– Да, пожалуй. Если ты так сделаешь, будет замечательно.
Петуния вдруг мечтательно вздохнула.
– Знаешь, мы с Верноном в ближайшее время планируем завести ребенка. Ему тоже очень хочется. Если все наладится с открытием его дела, то, - худое лицо украсила улыбка, - я стану матерью. А ты еще не хочешь? Ну да, вы не женаты…