Двадцать один год
Шрифт:
Дома обстановка царила скорее не праздничная, а боевая. В городском совете Коукворта освободилось место, и отец Лили собирался баллотироваться на вакантную должность.
– Мне это нужно, чтобы я наконец смог повлиять на ситуацию борьбы с туберкулезом, - объяснял он дочери за ужином. – Ситуация страшная. В рабочей части Коукворта чуть не эпидемия. В Паучьем Тупике едва ли найдется здоровый человек, но нашим почтенным джентльменам до этого, разумеется, нет дела!
– Но почему тебе, Джордж, должно быть дело до всех? – лукаво спросила мать.
– Ведь признайся, что ни одного
Туни выразительно посмотрела на Лили, но промолчала. Та с вызовом вздернула подбородок. Отец слегка покраснел.
– Признаю. Признаю, что этот квартал населяют алкоголики, хулиганы и воры.
– И хорошо, если только они, - заметила мать.
– Да естественно, не только! Но и они – пойми, Роза – и они имеют право на жизнь. И они имеют право лечиться от тяжелого заболевания. Даже о здоровье осужденных преступников следует заботиться. А среди больных в нашем городе немало детей. Конечно, среда не могла на них не повлиять, они развращены, некоторые почти утратили человеческий облик, но они еще могут исправиться. Если болезнь не отнимет этот шанс.
– Запиши все, что сказал, - засмеялась Роза. – Пригодится, когда будешь выступать в совете.
– А я считаю, папа прав, - Лили подала голос. – Все имеют право не умирать от болезней.
Отец молча поцеловал дочь в макушку.
«Интересно, болеют ли родители Северуса? Папа говорит – болеют почти все – стало быть, и они наверняка тоже… Хорошо, что он не приехал. Хотя вряд ли он расстроился бы из-за своего отца. Но ведь мог заразиться сам».
…Уже поздно вечером, когда Лили лежала в постели, отец тихонько вошел к ней в комнату. Присел у кровати на корточки.
– Дочка, можно тебя попросить?
– Что, папа? – Лили приподнялась на локтях.
– Когда мы на праздник пойдем в церковь, помолись на сей раз по-настоящему. Мне кажется, ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что в церковь не просто постоять приходят.
– Хорошо, - Лили прикрыла глаза. Просьба отца немного задела, но не была такой уж трудной: девочка знал несколько молитв наизусть. А он словно угадал её мысли.
– Нет, милая, молиться – это не стишок учителю рассказывать. Ты просто просишь Бога. Но просишь и о чем-то хорошем, стоящем, понимаешь? Не о новом платье или высокой оценке.
Лили попыталась угадать.
– Ты хочешь, чтобы я попросила о том, чтобы тебя выбрали и ты помог людям?
Кажется, отец смутился.
– Да, - признал он. – Да, мне очень хотелось бы, чтобы ты попросила об этом. Но ты должна молиться от сердца, а дела города вряд ли могут тебя волновать, ты здесь так редко бываешь. Так что проси о том, что действительно тревожит тебя.
Сочельник миновал, снежный и сказочный, и настал праздник. Всей семьей, как всегда, отправились в церковь, и Лили честно попыталась сосредоточиться и попросить Бога о чем-то по-настоящему хорошем и полезном, но только в толк не могла взять, о чем же. Вроде всего достаточно и ей, и её близким. Немного досадно, что Северус на сей раз не ждет у входа, но не станешь же всерьез просить, чтобы он немедленно оказался здесь. В конце концов Лили попросила, что у папы действительно получилось спасти людей от болезни, и еще чтобы мама не болела, а Туни не сердилась… И чтобы у Северуса тоже все было хорошо.
Вечером,
Поравнявшись с Севом, Лили незаметно отделилась от компании подруг. Обняла его, он тоже неловко дотронулся до её волос, стелившихся по спине.
– Как ты здесь?
– Да неплохо. Жаль, ты уже не застала ели, они были грандиозные. Хагрид принес, а учителя развешивали игрушки. Еще я научился играть в волшебные шахматы. Кто-то из выпускников, видимо, оставил в гостиной, в шкафчике.
Северус грустно посмотрел на Лили.
– Может, останешься на Рождество на следующий год?
– Сев, но я же хочу побыть с семьей, - упрекнула его девочка. – Да, а в Паучьем тупике…
– Туберкулез. Я знаю. Мама писала мне, – сухо сказал он. – Давай об этом не будем.
– Как знаешь…
Они так и брели по Хогвартсу, отстав от остальных, а над головами реяли привидения и Пивз распевал похабную песенку. Омелу и венки с остролистом убрали еще не полностью, и потому, может быть, замок дышал послевкусием праздника. Кое-где под ногами хрустели хвоинки.
– Эван, постой! – девичий голос звонко ударился о стены. В ту же секунду, растолкав Лили и Северуса, промчался наверх высокий черноволосый шестикурсник – Эван Розье. Дети обернулись: на ступеньки, плача, опустилась красивая рейвенкловка Флоренс Флеминг. Они немного постояли, колеблясь, не стоит ли подойти, но девушка вытерла слезы, поднялась и, не обращая на них внимания, направилась вверх по лестнице. Опустив глаза, они поторопились в Большой зал. После Лили отмечала, что Розье старался держаться как ни в чем не бывало, хотя и нервничал, а Флоренс не появилась вовсе. Берта Джоркинс с подружками навострили ушки, предвкушая реванш за давешнее унижение.
И надежды их оправдались. Утром, придя на завтрак, Лили услышала, как Эльза Смит с удовольствием расписывала подругам скандал в семействе Розье, о котором неизвестно как успела узнать.
– Отец сказал ему, что любая связь с полукровкой может опозорить чистокровного волшебника и лишить его надежды на хорошую партию. Хоть полукровки не такие животные, как магглы и грязнокровки, но они родились от извращения, от предательства, а следовательно, извращение и предательство у них в крови. В общем, его поставили перед выбором: мерзавка Флеминг или наследство. Догадайтесь с трех раз, что он выбрал.
– А говорят, - хихикала Электра Мелифлуа, - Флеминг и Розье успели… Вы понимаете…
Эльза вздернула носик, хотя глаза заблестели лукавым интересом.
– Что ж, это доказывает, насколько она развращена и глупа. Чего ожидать от девицы, у которой в родне есть магглы.
Разговоры старших ребят были не лучше, а между тем в зал несмело вошла сама Флоренс. Остановилась на пороге, но заставила себя идти вперед – под обстрел насмешливых, злорадных, презрительных взглядов. Все помнили о случившемся с Бертой Джоркинс, винили Флеминг, открыто упивавшуюся победой, не меньше, чем Эвана, разрыв Флоренс с Розье восприняли как справедливое наказание для разлучницы, которой приносились чуть не кровавые жертвы – в общем понимании – поэтому ни на чье сочувствие девушка рассчитывать на могла.