Двадцать один
Шрифт:
«А у нее еще и ножки стройные», — подумал я.
Разговор обещал быть приятным. Я улыбнулся и посмотрел ей прямо в глаза.
— Так ты давно в движении? Расскажи мне про него… и про себя немного.
— Лучше не сейчас, уже дебаты начались, давай смотреть, — она кивнула в сторону небольшой импровизированной сцены. На ней стояли три высоких барных стула, на которых лежали микрофоны. С двух сторон подошли участники, потом вышел ведущий. Им оказался мой знакомый Сергей. Он поприветствовал гостей и пригласил участников занять свои места.
Дебаты
Спорили участники на тему демократии, упакованную в красивое название «Судьба либеральной оппозиции в современной России». Хотя здесь больше подошло бы слово «ругались».
«Свой» Юра сразу показался вполне адекватным парнем. Он хорошо говорил, был логичен и выглядел помимо этого человеком успешным. Мне понравилась его со вкусом подобранная одежда и спокойный тон речи. Имя его оппонента из движения «Оборона» я прослушал. Он был маленький, очкастый, с тонким голосом и неуверенными движениями. Он постоянно ерзал на стуле, повышал голос, срываясь на визг. В общем, был типичным представителем здешней публики.
Я наклонился к Ире и прошептал:
— Смешной он, да?
— Я вообще не понимаю, почему Юрка согласился дебатировать с этим истеричным.
Между тем, накал дискуссии повышался. Зал большей частью поддерживал оппозиционера, перекрикивая и обсмеивая каждое слово «Своего». Было видно, что Юрий уже не выдерживает негативного напора, и ему нужна поддержка. Ведущий, который до сих пор сидел молча и лишь изредка подбрасывал провокационные вопросы то одной стороне, то другой, вдруг встал со стула и прервал участников:
— А теперь давайте вопросы из зала. Стоп, перестаньте говорить! Все, пауза!
— Можно я задам вопрос? — я встал и подошел к микрофону. У меня подгибались коленки, но желание разобраться и спросить, как мне показалось, очень простую вещь, было сильнее. Помимо этого, мне, конечно, захотелось произвести впечатление на Иру, поддержав ее друга.
Я взял микрофон двумя руками, старясь удержать в дрожащих руках. Повисла тишина. Я собирался с мыслями.
— Представься для всех, — шепнул мне без микрофона Сергей.
— Мирослав, журналист. У меня вопрос к представителю оппозиции. Скажите, вот вы — представитель движения «Оборона». От кого вы обороняетесь?
«Оборонист», казалось, впал в ступор. Дикое выражение его лица сменилось отсутствующим.
Я продолжал:
— Мне кажется, что вы сами не понимаете, чему вы противостоите. Цензуре? Я ее не вижу здесь. Вы льете грязь на всех, кто хоть немного поддерживает нашу государственную систему. У вас любимое сравнение — с нашим советским прошлым. Да вы понимаете, что будь так, вы бы здесь не сидели! — Я прервался, отдышался и продолжил. Мой голос становился увереннее,
Из зала послышались свист и крики. Сначала одиночные, потом они слились в единый шум. Я не понимал, что происходит вокруг. Сергей отобрал у меня микрофон и попытался перекричать вопящий и свистящий зал.
Я сделал шаг по направлению к дивану. Ноги ступали неохотно, я шел как во сне.
Меня вернул к происходящему голос Иры:
— А ты смелый. Очень даже неплохо.
— У меня все плывет перед глазами, — признался я.
— Так всегда с непривычки! Я раньше вообще одного вида микрофона боялась.
— Мне срочно нужно выпить.
Я подошел к стойке и заказал джин с тоником. Понемногу ко мне возвращалось ощущение времени и пространства. Я взглянул на сцену. Дебатеры продолжали вести дискуссию как ни в чем не бывало. Зал успокоился, мое маленькое возмущение они постарались поскорее выкинуть из головы. Я подумал, что, наверное, им так удобнее — видеть себя оппозиционерами, с которыми борется государство. В сущности, они — политические изгнанники, которые сами себя и изгнали. И укрылись в этом ужасном месте — на глубине трех метров под землей.
На выходе я опять столкнулся с Ирой.
— Ты тоже уходишь?
— Да, здесь делать больше нечего.
— Слушай, Ир, может, мы выпьем кофе в ближайшее время, и ты расскажешь про свое движение? И обязательно про боязнь микрофонов.
— Конечно, с удовольствием. Давай созвонимся через пару дней.
Я протянул ей свою визитку.
— Звони, пиши. Надеюсь, скоро увидимся, Ириш.
4
«Служба спасения» по имени Наташа
Соболев прохаживался по кабинету взад-вперед и читал вслух мое творение: «Среди молодежи сегодня, впрочем, как и сто лет назад, модно быть оппозиционерами. Модно во всеуслышание ругать власть. Что ж, молодежь ударилась в политику. Разобрала оппозиционные движения, партии по вкусу. Рьяно, агрессивно, играя мускулами амбиций, заявила: „Мы — патриоты! Мы — сила! Мы будем бороться!“. Митингами и маршами несогласия объявила всем свою позицию: „Мы против единовластия!“
Главный редактор облокотился на спинку своего кресла и продолжил:
— Неплохо, Мир. Разве что маленькое замечание: ты абсолютно наплевал на мое задание! — Он потряс листами с текстом у меня перед лицом.
— В смысле? — удивился я.
Всю ночь я писал материал. Не спал ни минуты. Три раза заваривал кофе — теперь в животе появилось неприятное ощущение, а глаза все равно слипались. Текст давался трудно: приходило очень много мыслей, которые следовало упорядочить и подать так, чтобы было интересно. В итоге получилась, на мой взгляд, удачная работа под заголовком „Розовые очки активиста оппозиции“.