Двадцать пять рассказов о призраках

Холланд Б.

– Да, да, - с нетерпением произнес он.
– Конечно, я его знаю. Это Гроза Морей Билл, с которым я был знаком, - и что он сказал, офицер?
– что он вернул мне долг? Что мы наконец в расчете? Это правда, что я остался ему должен. Я относился к Биллу очень плохо, грубо, и он поклялся мне отомстить. Только, офицер, то, что ты видел, было вовсе не Грозой Морей Биллом, а его призраком, потому что Билл мертв и был похоронен три года назад.

Я, естественно, был сильно удивлен таким оборотом дела, и оно сильно занимало меня все время до того момента, когда Джим снова отправился в Портленд. Пока он оставался в Вестфорде, я много раз пытался разговорить его относительно Билла, но не преуспел. Он не сказал ничего, кроме: "Билл мертв и был похоронен три года тому назад", чем мне и следовало довольствоваться. Постепенно я пришел к твердому убеждению,

что меня действительно навещал призрак Билла; я часто рассказывал эту историю сослуживцам, а они смеялись и подшучивали надо мной. Для меня это, однако, не имело значения. Я уверен, что любой человек, имевший опыт, подобный моему, воспринимает шутки и смех точно так же.

Конечно, вскоре я получил повышение и женился. Все у меня шло хорошо, я шаг за шагом поднимался по карьерной лестнице. Втайне я был уверен, что обязан началом своей карьеры призраку, и продолжал бы так думать, если бы не инцидент, случившийся через пять лет после того, как я арестовал Неуловимого Джима.

Мне довелось отправиться из Вестфорда в Шеффилд, в Лидсе меня ждала пересадка. В карете, в которую я сел, находился один-единственный человек, повернувшийся ко мне, как только я вошел. Хотя он был одет вполне пристойно, я сразу же узнал в нем моего таинственного посетителя. Поначалу я испытал страх, и, по всей видимости, он отразился на моем лице, поскольку человек рассмеялся.

– Привет, офицер, - сказал он.
– Вижу, вы меня сразу узнали. Вы мой должник, офицер, не правда ли?

– Послушайте, - сказал я, - целых пять лет я считал вас призраком. Скажите, как вам удавалось исчезать из моей комнаты?

Он долго и громко смеялся.

– Призрак?
– наконец сказал он.
– Хорошенькое дело! Все гораздо проще, офицер. Я останавливался в этом доме на день или два. Нет ничего проще, если знаешь как, тихо открыть дверь и выскользнуть.

– Но я выходил вслед за вами и искал вас.

– Офицер... Вы спускались вниз, а я поднимался наверх! Вам следовало бы подняться на чердак, и тогда бы вы меня нашли. Так вы принимали меня за призрак? Хорошенькое дело!..

Я передал ему свой разговор с Джимом в камере.

– А, - протянул человек, - все верно, офицер. Видите ли, случилось так, - это не вина Джима, что я не умер. Он хотел убить меня, офицер, он нанес удар и оставил меня лежащим, подобно мертвому. Поэтому я дал себе клятву, что отплачу ему, рано или поздно. После этого случая я оставил свои прежние занятия, поступок Джима заставил меня по-иному взглянуть на жизнь. Я вернулся к своему прежнему занятию, - кладка и починка труб. Я занимался этим в Вестфорде, возле дома мисс Синглтон, когда увидел Джима. Я сразу понял, что он замышляет, поскольку слышал о столовом серебре; я следил за ним одну или две ночи и понял, когда и как он собирается провернуть дельце. Ну, а потом, поскольку вы были офицером и жили рядом со мной, - я все вам рассказал. И только.

– Но как вам удалось угадать время и все детали?

– Очень просто. Я много лет провел в Порленде и знал, как поступит Джим, увидев его наблюдающим за особняком. Но призрак! Ха-ха-ха! Вы, офицер, должно быть, были совсем зеленым пять лет назад!

Может быть, и так. Во всяком случае, я усвоил урок, преподанный мне Грозой Морей Биллом, а именно, что при обыске дома следует досматривать не только низ, но и верх.

ПРИЗРАЧНЫЙ ПАЛЕЦ

short story by uncredited [as by Anonymous ]

Я человек не суеверный, далекий от всякой веры в сверхъестественное, однако, несмотря на все мои усилия придерживаться этой точки зрения, обозревая комнату, в которой находился, я почему-то укреплялся в той мысли, что здесь непременно должно случиться нечто странное. В ее огромных размерах, тяжести и мраке, было нечто, заставлявшее меня расставаться с прежним скептицизмом в отношении сверхъестественных посещений. Мне казалось невозможным находиться в этой комнате, и не верить в существование призраков.

Дело в том, что, по неосторожности, за ужином я несколько переусердствовал, воздавая должное любимому блюду голландцев, квашеной капусте, и, наверное,

именно это послужило причиной возникновения в моей голове странных фантазий. Как бы то ни было, знаю только, что, расставшись со своим другом и отправившись спать, я постепенно довел себя до такого беспокойного состояния, что, в конце концов, стал задаваться вопросом: уж не суждено ли стать призраком мне самому.

"А вдруг, - думалось мне, - хозяин мой кровожадный разбойник, удаливший замок из двери этой комнаты, чтобы посреди ночи ворваться сюда и завладеть моим имуществом, убив меня! Этот парень и впрямь выглядит настоящим головорезом". До сей поры у меня не возникало подобных мыслей, поскольку мой хозяин был толстым (все голландцы - толстые), недалеким парнем, который вряд ли имел понятие о том, что такое грабеж или убийство, но, так или иначе, когда вы чем-то обеспокоены (например, очень неприятно ложиться спать в незнакомом месте, не имея возможности запереть дверь), вы начинаете еще более усугублять его мириадами химер, являющихся порождениями вашего собственного мозга.

В моем настоящем случае, одолеваемый бесчисленным множеством неприятных видений, самых диких абсурдов, какие только можно себе вообразить, - я, наконец, вскочил с постели и потушил свечу (ибо полная темнота была предпочтительнее отбрасываемого ею мерцающего призрачного света, который скорее скрывал, чем прояснял находившееся в комнате), после чего снова лег и уснул, очень уставший после длительного дневного путешествия.

Не знаю, как долго я спал, пока внезапно не вырвался из объятий ужасного сна: я спасался бегством по длинным извилистым коридорам гостиницы от преследовавших меня то ли разбойников, то ли призраков. Мной овладело странное чувство, какое не доводилось испытывать никогда прежде. Мне казалось, что каждый нерв в моем теле населен сотнями духов, которые беспрестанно тревожат его; я был охвачен таким жаром, что, внутренне проклиная квашеную капусту и задаваясь вопросом, как вообще голландцы могут употреблять такой яд, сел в постели, чтобы немного остыть. Вся комната была погружена во мрак, за исключением одного места, где лунный свет, пробиваясь сквозь щель в ставнях, отбрасывал на пол прямую линию примерно в полтора дюйма - чистую, ясно видимую на фоне темноты. Представьте себе мой ужас, когда, взглянув на эту линию, я увидел там человеческий палец - ничего более.

В первый момент я подумал, что это, должно быть, какой-то эффект, вызванный лунным светом, в то время как я все еще находился в полудреме и не мог отчетливо видеть. Поэтому я два-три раза протер глаза и снова взглянул. Эта проклятая вещь осталась на своем месте - простая, отчетливо видимая, неподвижная, - словно сделанная из мрамора, но в то же время ужасно человеческая.

Меня не так-то легко испугать. Никто из путешественников не подвергался, наверное, стольким опасностям, скольким подвергался я, но в появлении этого одного-единственного пальца было нечто столь таинственное и необычное, что какое-то время я тупо смотрел на него, не шевелясь и не в состоянии сообразить, как мне надлежит поступить.

Однако, по мере того как я смотрел, а палец оставался на своем месте, мне подумалось, что тактику поведения следует изменить, что все полуночные гости, будь то воры, привидения или злые духи, совершенно не выносят шума, а потому громко спросил:

– Кто здесь?

Палец немедленно исчез в темноте.

Почти сразу же я вскочил с постели и бросился к тому месту, где видел странный палец. В следующее мгновение я почувствовал, как натолкнулся на что-то, и ощутил, как нечто сжало мое тело в железных объятиях. Что случилось далее, об этом у меня не сохранилось отчетливых воспоминаний, за исключением того, что между мной и моим невидимым противником завязалась борьба. Время от времени мы падали на пол, снова поднимались, обхватив один другого. Мы дергались, напрягались, тянули и толкали, я - судорожно сражаясь за свою жизнь, он (поскольку к тому времени я понял, что мой противник был человеком) - по причине, остававшейся мне неизвестной. Мы кружились, щека к щеке, рука в руке, в яростной схватке, пока в комнату с фонарями не ворвались по крайней мере с дюжину человек (и среди них - мой попутчик), разбуженные, я полагаю, грохотом от падения наших тел. В их свете я увидел, что борюсь с мужчиной, на котором нет ничего, кроме рубашки, чьи длинные спутанные волосы и дикий взгляд ясно свидетельствовали, что он сумасшедший. И тогда, в первый раз, я осознал, что получил во время схватки несколько ударов ножом, который мой противник все еще держал в руке.