Двадцать пятый с половиной кадр
Шрифт:
И прежде, чем я успела что-либо сказать, она вынула из шкафа и протянула мне «Губернские ведомости».
– Но может, он использовал не свою газету… – вслух подумала я.
– Не сомневайтесь, фотограф работает именно там, – уверила меня Анна Дмитриевна. – Раньше я его частенько видела в музее, но после того, как прошлым летом он опубликовал совершенно бредовое интервью с одним из потомков Гончарова, его перестали сюда пускать.
– Что-то припоминаю! А Марина, выходит, поддерживает отношения с этим папарацци…
Анна Дмитриевна
Мне на глаза попалась обёрнутая в газету раскрытая книга, лежащая на столе текстом вниз. Машинально взяв её в руки, я прочитала вслух: «… если бы не мисс Марпл, мы наверняка сожгли эти письма…».
И, возвращая детектив на место, спросила у Анны Дмитриевны: «Любите Агату Кристи? Не кажется вам, что наша история с исчезнувшими монетами очень напоминает её сюжеты? Ограниченное место действия и время. Всего пять участников. Все они одновременно и свидетели, и потенциальные похитители. Жаль, нет у нас такой вот мисс Марпл с её наблюдательностью…».
Смотрительница поджала и без того тонкие губы и, помолчав, сказала:
– Ладно, вы со своей въедливостью всё равно рано или поздно на это наткнётесь…
– Есть ещё что-то интересное? – оживилась я.
– Вот смотрите, – и она достала из шкафа журнал.
Это оказались записи, фиксирующие ежедневные включения и отключение музейной сигнализации. Я открыла последнюю страничку, слева столбик слов, лишенный всякого смысла: волга, кошка, собака, нева, яблоко. Справа – время и подписи. Не поняв ровным счётом ничего, я вопросительно посмотрела на Анну Дмитриевну.
– Каждый день, сдавая музей на пульт охраны, тот, кто это делает, называет новый пароль – пояснила она.
– Ну и что здесь не так?
– А вы обратите внимание на даты…
– 23 февраля, 24, 24, 24, 25 … Стоп! 24-го – три пароля! И что это означает?
– Что в понедельник музей сдавали на пульт три раза! Значит, Алина зачем-то снимала музей с сигнализации.
– Получается, она могла во время дежурства выйти из музея, причём, ни один раз…
– Скорее, кого-то впустить, а потом выпустить…
– Следующая подпись ваша…
– Да. Я вместо своей дочери дежурила в день Алины. Вы ведь уже знаете, что в понедельник было всё наоборот. К сожалению, в тот день я не могла заменить свою дочь – приступ у неё был, – сказала она, отведя глаза.
Но я и не собиралась продолжать эту тему, мне гораздо интереснее было совсем другое:
– А этот журнал кто-нибудь проверяет?
– Софья Васильевна иногда смотрит.
– Она знает?
– Да. Это она убрала журнал в шкаф. Обычно он лежит на том же столике, что и книга отзывов. В нём ведь нет ничего секретного: пароль действует всего одну ночь, когда в музее сидит придумавший его сторож…
– Значит, поэтому вы объектом своего шантажа выбрали
– У меня и в мыслях не было подозревать Софью Васильевну, – обиделась Анна Дмитриевна.
Теперь мне, действительно, пора было уходить. И, поблагодарив смотрительницу, я в полной растерянности вышла из музея. Первым моим желанием было немедленно найти Алину и выяснить, что же произошло в ночь её дежурства. Но меня остановило то же обстоятельство, что и Анну Дмитриевну: а вдруг ниточки потянутся к Соне. Нет, это нужно обмозговать.
Сначала я решила поставить точку в Марининой истории – убедиться, что монеты действительно были сфотографированы. Поэтому отправилась в газету.
Попасть в редакцию не составляло никакого труда: несколько лет назад «Ведомости» и «Губернский канал», в котором я тогда работала корреспондентом, фактически составляли один холдинг. И я часто забегала в редакцию газеты по каким-то внутренним надобностям. Меня там хорошо знали. А с нынешним редактором мы были знакомы ещё с комсомольской юности. Можно запросто зайти поболтать «за жизнь».
Но у меня был более реальный план. Я вспомнила, что почти год назад одна из молодых корреспонденток, которая теперь работает в московской редакции газеты, брала у меня интервью по поводу первого выпуска факультета редакторов-издателей, где я преподаю. И так как у неё что-то не получилось с фотографом, я отдала ей свой личный снимок. Конечно же, с возвратом. Но кто из газетчиков когда-то что-то возвращал!
Правда, перед отъездом в Москву она мне позвонила и сказала, что фото лежит в верхнем ящике её рабочего стола…
…Редактор газеты Владимир Иванович Топоров сидел за столом, заваленным бумагами и был погружён в чтение каких-то оттисков.
Его усы смешно шевелились – видно, он проговаривал текст заметки. Сама использую этот приём, когда редактирую – так ошибки «виднее».
Несмотря на занятость, он сразу поднялся мне навстречу:
– Какими судьбами? Если по делу – говори скорей!
Я изложила суть просьбы, добавив, что фотография нужна срочно.
– А до завтра не потерпит? Сегодня выпускной день – сама понимаешь!
– Ну, Вов! Раз уж я пришла… а завтра у меня лекции с утра до вечера, потом выходные… Ты только дай команду, я сама могу посмотреть… Ящик с фотографиями всё там же?
– Ящик-то на месте. Но тебя к нему подпускать, что козу в огород – ведь попутно утащишь что-нибудь…
– За кого ты меня принимаешь! Если не доверяешь – пусть кто-нибудь рядом постоит…
– Ладно – шучу! Пойдём.
Мы зашли в комнату, заставленную столами с компьютерами. Здесь тоже вовсю кипела работа – верстался номер. Невысокий шкаф с использованными снимками стоял в дальнем углу. Негативы хранились совсем в другом месте, и туда никого не пускали. Но я надеялась, что монеты снимали цифровой камерой. А все распечатки лежат здесь же.