Двадцать третий пируэт
Шрифт:
Градов не спрашивал совета. Не искал поддержки. Он поставил Веру перед свершившимся фактом. И ей сказать ему было нечего. Разубеждать — пустая трата времени.
Они остались вдвоем. Коллектив ушел в отпуск. Шипа была на курорте в Мисхоре. Писала, что Веру многие из обслуживающего персонала помнят и шлют ей приветы. С Градовым Шипа видится только в столовой. «Держится особняком. Лена почему-то живет на частной квартире», — читала Вера Шипины каракули.
Петлик бродил по квартире, оставляя белые следы. Ремонт затянулся.
— Я работала в театре, — говорила мать. — Видала, как вы там корячитесь. Смотреть сил никаких нет. Сердце кровью обливается. А получаете с гулькин нос. Я и то больше. И чего вас туда тянет? В толк не возьму.
— Я бы пошла, — прохаживаясь кистью по потолку, мечтательно сказала толстозадая, полногрудая, кровь с молоком, дочь.
— Ноги бы протянула на второй день. Она пошла бы! — захохотала мать.
Часто Вера и Петлик выезжали за город к заливу или на Щучье озеро в Комарово.
Ремонт подходил к концу. Отпуск — тоже.
«Иудиным днем» называют в шутку артисты день сбора труппы.
Кидались друг другу в объятья и друзья и недруги. Со стороны могло показаться, что встретились однополчане, долгие годы находившиеся в разлуке.
Сбор состоялся в помещении спортзала. По сигналу сверху его дирекция возобновила арендные отношения.
Многие артисты хорошо загорели. Несколько парней отпустили бородки.
Лена Никитенко очень похорошела и повзрослела. Все выглядели обновленными.
Градов сильно похудел. Щеки запали. Загар желтого, нездорового цвета.
Собрание начал он. Поздравил с открытием сезона. Сказал, что сегодня же начинаются репетиции нового балета «Мекки и его жена Полли». Что Госконцерт заинтересовался коллективом. Возможны поездки за рубеж (по залу прошел гул одобрения), но только после премьеры и концертной программы, составленной из номеров классического репертуара. Что Никитенко и Степанов едут в Варну на конкурс балета. Про Москву Градов не сказал ни слова.
Директор напомнил о правилах поведения в стенах отремонтированного спортклуба. О противопожарной безопасности и местах для курения. Вспомнил, что вскоре предстоят гастроли по Уралу. Не забыл он свою всем осточертевшую «финишную прямую». Но сегодня она прозвучала как что-то родное и неотделимое от их коллектива. Настроение у всех было приподнятое. Все рвались «в бой» и побежали переодеваться на «класс» и на репетицию.
Градов подошел к Вере, они обнялись.
— Здравствуй, Веруша. Хорошо выглядишь. Пойдем ко мне, так сказать, в кабинет. Надо кое-что уточнить по прологу. Заодно посмотришь эскизы. Я отыскал способного мальчика из театрального института. Работа со мной для него хорошая практика.
— Ты неважно выглядишь, — сказала Вера, когда они вошли в комнату.
Над столом висели вымпелы и грамоты. За стеклом книжного
— Все лето работал. Вот, посмотри.
И он разложил на полу эскизы. Фамилии художника на них не было.
Месяц работы смыл с артистов следы загара. Зато были поставлены три большие сцены. Вера не выходила из репетиционного зала. Градов не отпускал ее даже в перерыве между дневными и вечерними репетициями. Первый акт стал Градову ясен. Вера видела весь балет.
Со списком и пустой килограммовой банкой из-под икры к Вере подошла Ольга Васильевна.
— Сколько дашь на Градова? — строго спросила она.
Вера знала, что он в Москве. Она схватилась за стенку.
— Что с ним? — испуганно спросила Вера.
— Ей-богу, малохольная. Ты что, ничего не знаешь?
— Что с ним? — повторила Вера.
— Женится на Ленке. Вот что с ним. Сколько даешь?
Вера расстегнула сумку, достала первую попавшуюся бумажку и протянула Ольге Васильевне.
— Богато живешь, — сказала та, поставила жирную птицу в списке, открыла банку и сунула в нее деньги.
Градов и Князев накануне уехали в Москву по поводу уральских гастролей. Вера знала, что у Игоря в Москве есть и другие дела. Постановка «Чаек над Обью» хранилась пока в глубочайшей тайне. Вчера они виделись. Градов дал указания по сегодняшней репетиции, но о женитьбе умолчал. Почему? Чего он боялся? Почему скрывал от Веры свои отношения с Никитенко?
Всего этого Вера понять не могла. Она поздравила Лену и пожелала ей большого счастья. Лена долго, не глядя Вере в глаза, благодарила. Вера видела, что она явно смущена и чувствует себя виноватой. Состояние Лены для Веры тоже было загадкой.
Руки замерзли. В висках стучало. Дневная репетиция прошла плохо.
Вера пришла домой, взяла Петлика, и они час гуляли по набережной Мойки. Она думала, что от прогулки по свежему воздуху ей станет лучше. Однако на обратном пути, уже на площадке второго этажа, голова у Веры закружилась, ноги обмякли и стали плохо слушаться. С трудом она дошла до своей квартиры, открыла дверь, прошла в комнату и свалилась на тахту. Ее знобило. Лоб покрылся холодным потом. Полежала — стало легче. Накапала валерьянки в стопку, разбавила водой и выпила. Подошла к телефону. Ноги все еще были ватными. Шипа оказалась дома. Сказав «ну, вообще», она вскоре приехала.
Врач объяснил, что это обычное переутомление. Посоветовал отлежаться и выписал больничный лист.
Вера Скобелева получала его впервые.
Через неделю она пришла в спортзал. Из-за дверей доносились знакомая мелодия и голос Градова:
— Хорошо. Очень хорошо. Больше прогнись. Не жалей, не жалей себя. Еще больше. Не умер ведь. Еще больше. Согни ногу.
Вера тихо открыла дверь, вошла и села на маты, сложенные горкой в углу. Градов, мельком взглянув в ее сторону и кинув через плечо «привет», продолжал репетицию.