Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)

Верн Жюль Габриэль

— Прекрасно, господин Аронакс, вот, что называется, умно сказано!

— Однако, — продолжал я, — я должен оговориться. Необходимо, чтобы представляющийся случай был действительно подходящим, вполне гарантирующим удачу побега. Не надо забывать, что если нам бегство не удастся, то уже повторить его мы не найдем возможности, и капитан Немо не простит нам нашу попытку.

— Это совершенно верно, — заметил канадец, — но ваше замечание одинаково приложимо ко всякой попытке бегства, будь то сегодня, через два дня или через два года. Суть не в последствиях, а в том, что необходимо воспользоваться первым подходящим случаем к тому.

— Я с этим согласен, Нед, но объясните мне, что вы подразумеваете под словом «подходящий».

— Случай,

когда «Наутилус» в темную ночь будет находиться неподалеку от европейских берегов.

— И вы рассчитываете спастись вплавь?

— Да, если судно будет находиться поблизости от берега и на поверхности воды. Нет, даже и тогда, когда мы будем далеко от берега и находиться под водой. В последнем случае я постараюсь овладеть шлюпкой. Я знаю, как ею управлять. Мы забираемся в нее, освобождаем болты и поднимаемся на поверхность. Правда, штурман помещается впереди нее, но он не заметит нашего бегства.

— Хорошо, Нед, будем ждать и воспользуемся таким случаем, но помните, что неудача погубит нас.

— Я не забуду этого, господин Аронакс.

— А теперь, Нед, не пожелаете ли вы узнать мое мнение о нашем проекте?

— Весьма охотно, господин Аронакс.

— Прекрасно, я думаю, — заметьте, я не говорю: надеюсь, — что такой благоприятный случай не представится.

— Почему это?

— Потому, что капитан Немо прекрасно сознает, что мы ищем случая возвратить себе свободу, и, понятно, будет на страже вблизи европейских берегов.

— Я вполне согласен с мнением господина профессора! — воскликнул Консель.

— Мы это увидим, — ответил Нед Ленд, покачивая головой.

— А теперь, Нед Ленд, — продолжал я, — довольно об этом, ни слова более. В тот день, в который представится удобный случай, вы предупредите нас, и мы последуем за вами. Я вполне полагаюсь на вас.

Так окончилась наша беседа, которая должна была иметь важные последствия. Теперь я должен сказать, что факты, по-видимому, подтверждали мои предположения, к великому отчаянию канадца. Быть может, капитан Немо не доверял нам во время своего плавания в этих морях, часто посещаемых различными судами различных наций, но, возможно, что он только скрывается от этих судов, бороздивших Средиземное море, — я этого не знаю; но факт, что «Наутилус» все это время по преимуществу плыл под водой и держался далеко от берегов. Случалось, что рубка штурмана выставлялась из воды, но чаще «Наутилус» погружался на весьма значительную глубину, и здесь, между Греческим архипелагом и Малой Азией, мы не достигали дна, опустившись на две тысячи метров.

Мне удалось увидеть остров Карпатос, принадлежащий к группе Спорадских, но ознакомиться с ним мне пришлось только по бессмертным стихам Вергилия, которые продекламировал капитан Немо. Капитан, установив палец на одну из точек плоскошария, весьма выразительно процитировал поэта:

Est in Carpothio Neptuni gurgite vates Coeruluc Proteus… [11]

Это было действительное античное местопребывание Протея, старого пастуха стад Нептуна, которое в настоящее время носит название острова Скарпанто. Этот остров лежит между островами Родосом и Критом. Сквозь окна салона мне удалось только видеть его гранитное основание.

11

Есть у Нептуна в глубине Карпатосских вод прорицатель. Это лазурный Протей… (Вергилий. Георгики. Кн. IV).

На следующий день, 14 февраля,

я рассчитывал уделить несколько часов изучению рыб Греческого архипелага. Но не знаю, по какой причине окна салона оказались герметически закрытыми в течение целого дня. Определяя положение «Наутилуса», я пришел к тому заключению, что он направляется к Кании, древнему острову Криту. В то время когда я отправлялся в плавание на «Аврааме Линкольне», весь остров был охвачен восстанием за освобождение от турецкого ига. Чем окончилось это восстание, я не знал, и капитан Немо, как не имевший никаких сношений с Европой, ничего не мог об этом сообщить.

Впрочем, я ни одним словом не намекнул на это событие, когда мне пришлось остаться с ним вдвоем в салоне; к тому же мне казалось, что он находился в мрачном, озабоченном настроении. По прошествии некоторого времени он совершенно неожиданно приказал открыть ставни в обоих залах и, переходя из одного в другой, стал внимательно наблюдать, всматриваясь в окружавшую нас воду. Зачем? Я не мог угадать и, в свою очередь, занялся наблюдением за рыбами, проплывавшими за окном.

Между прочим, я встретил особую породу габий, упоминаемых еще Аристотелем и известных в просторечии под именем бычков. Они водятся преимущественно в соленых водах близ дельты Нила. Среди них часто встречается особый вид пагр из семейства морских карасей, издающий фосфорический свет; эту рыбу египтяне считают священной, и появление ее в реке отмечалось религиозными церемониями, так как оно предшествовало разливу Нила. Мне также пришлось наблюдать некоторые породы костистых рыб, и из них хейлинов в три дециметра длиной с прозрачной чешуей, с синеватого цвета телом, покрытым красноватыми пятнами; эти рыбы съедобны, и мясо их очень вкусно. Гурманы Древнего Рима считали их самым изысканным блюдом: их внутренности, приправленные молоками мурен, мозгом павлинов и языками краснокрылое, составляли божественное блюдо, восхищавшее Вителлия.

Другой обитатель этих морей, привлекший мое внимание, также заставил меня углубиться в древние времена. Это был прилипало, который постоянно путешествует, присосавшись к брюху акулы. Древние верили, что эта маленькая рыбка, прицепившись к кораблю, могла его остановить, и рассказывали, что одна из них удержала корабль Антония в морской битве при Акции, чем и способствовала торжеству Августа. Отчего, подумаешь, зависят судьбы народов? Мне пришлось наблюдать и антиас. Греки считали этих рыб священными, приписывая им способность изгонять из вод, в которых они жили, морских чудовищ. Название этих рыб означает цветок, и рыбы вполне его оправдывают своими переливающимися оттенками — от бледно-розового до ярко-рубинового цвета — и волнистыми узорами, украшающими их спину. Я не в силах был оторвать глаза от этих чудес подводного царства, как вдруг меня поразило неожиданное явление.

В воде показался человек, водолаз с кожаным мешочком у пояса. Это не было безжизненное тело, отданное на произвол волн. Это был живой человек, который плыл, сильно работая одной рукой и временами исчезая, чтобы вдохнуть на поверхности воды и снова нырнуть.

Я порывисто обернулся к капитану Немо.

— Утопающий! — вскрикнул я. — Его надо спасти во что бы то ни стало.

Капитан Немо, ничего не ответив, подошел ко мне и облокотился на подоконник. Человек приблизился и, прильнув лицом к стеклу, смотрел на нас.

К величайшему моему изумлению, капитан Немо сделал ему знак. Водолаз, ответив ему, по-видимому, условным движением руки, немедленно стал подниматься на поверхность воды и больше не показывался.

— Не тревожьтесь, — обратился ко мне капитан, — это Николай с мыса Матапана. Его хорошо знают на всех островах Циклады, где его прозвали рыбой. Это действительно смелый водолаз; вода — его стихия, и он в ней проводит большую часть жизни, беспрестанно переплывая от одного острова до другого, до самой Кандии.