Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)
Шрифт:
Вода мне показалась особенно холодной, но я быстро согрелся от усердной работы киркой. Я не чувствовал стеснения при движениях, несмотря на то что испытывал давление в тридцать атмосфер.
Когда после двухчасовой работы я возвратился, чтобы подкрепить свои силы и отдохнуть, то нашел значительную разницу между чистым воздухом, который доставлял мне аппарат Румкорфа, и атмосферой «Наутилуса», уже насытившейся углекислотой. Воздух не был обновлен в течение сорока восьми часов, и его животворные качества значительно ослабли. Между тем в течение двенадцати часов мы успели только снять с очерченной поверхности пласт льда толщиной всего в один метр, иначе, около
— Пять ночей и четыре дня, — заявил я своим товарищам, — а запас воздуха имеется только на два дня.
— Не считая того, — заметил Нед Ленд, — что, вырвавшись из этой проклятой тюрьмы, придется еще находиться под сплошным льдом без всякого сообщения с атмосферой.
Верное замечание. Нет возможности установить минимум времени, необходимого для нашего освобождения. Мы можем задохнуться раньше, чем «Наутилус» выберется на поверхность воды. Не суждено ли ему быть погребенным в этой ледяной могиле вместе со всеми в нем заключенными? Судьба ужасная! Но каждый из нас смотрел прямо в глаза опасности, и все решились нести свои обязанности до конца.
По моим соображениям, нам удалось вырубить пласт льда толщиной в один метр. На следующий день, когда я утром проходил в этой жидкой массе, имевшей температуру от шести до семи градусов ниже нуля, я заметил, что боковые стены мало-помалу сближались. Слои воды, находившиеся далее проруба и не согретые работой и движением орудий, казалось, готовы были отвердеть. Появлялась новая опасность. Как ее предотвратить? Как не допустить превратиться в лед этой жидкой стихии, которая могла бы раздавить, как стекло, стены «Наутилуса»?
Я не сказал об этой опасности ни полслова моим товарищам. Я не хотел ослаблять их надежду и убивать в них энергию, с которой они работали для спасения «Наутилуса». Но, возвратившись на борт корабля, я счел нужным обратить на это внимание капитана Немо.
— Я это знаю, — ответил он своим спокойным голосом, который не изменялся при самых ужасных обстоятельствах. — Еще одной опасностью больше, и опасностью, которую предотвратить я не вижу никакой возможности. Впрочем, есть средство ее предупредить, и притом очень простое! Мы должны опередить отвердение. Вот и все!
Опередить! Хорошо сказано. Впрочем, я должен был привыкнуть к подобным решениям.
В этот день я усердно работал киркой в течение нескольких часов. Эта работа поддерживала меня. К тому же работать значило уходить с «Наутилуса», дышать чистым воздухом, полученным из резервуаров, которым наполнялись наши аппараты, значило покидать обедневшую и испорченную атмосферу.
К вечеру был снят еще слой льда в метр толщиной. Когда я вошел на борт судна, едва не задохнулся от углекислоты, которой был насыщен воздух. Как жаль, что мы не имели химических средств, посредством которых можно было изгнать этот вредный газ! В кислороде недостатка не было. Вся масса воды содержала его в значительном количестве, так что, разлагая воду могущественными гальваническими батареями «Наутилуса», мы могли добывать этот жизненный газ. Я об этом много думал, но что в том пользы, когда продукт нашего выдыхания — углекислота — наполнил все части «Наутилуса». Чтобы нейтрализовать ее, следовало наполнить приемники едким калием и непрерывно приводить их в действие. Но этого нужного вещества не было на корабле, и нечем было его заменить. В этот вечер капитан Немо должен был открыть краны своих резервуаров и впустить некоторое количество
В эту минуту капитан Немо, управляя работами и сам работая, прошел возле меня. Я дотронулся до его руки и показал ему на стены нашей тюрьмы. Стена с правого борта приблизилась по меньшей мере на четыре метра к корпусу «Наутилуса».
Капитан понял меня и сделал знак следовать за ним. Мы взошли на борт. Сняв свой скафандр, я последовал за ним в салон.
— Господин Аронакс, — обратился он ко мне, — надо испытать что-то особенное, иначе мы будем замурованы в этой отвердевшей, как цемент, воде.
— Да, — согласился я, — но что предпринять?
— А! — воскликнул он. — Если бы мой «Наутилус» мог выдержать это давление и не быть раздавленным!
— Что же тогда? — спросил я, не улавливая мысли капитана.
— Разве вы не догадываетесь, — ответил он, — что замерзание воды может оказать нам помощь. Разве вы не понимаете, что, отвердев, она бы разломала эти ледяные поля, в которых мы заключены. Ведь вы знаете, что вода, замерзая, разрывает камни самых твердых пород. Разве вам теперь не понятно, что замерзшая вода явилась бы источником нашего спасения вместо нынешней роли разрушительного агента?
— Это возможно, капитан. Но, как ни велика сила, которой обладает «Наутилус», чтобы сопротивляться давлению, он такого ужасного давления не выдержит и сплющится, как железный лист.
— Я знаю это, милостивый государь. Надо рассчитывать не на помощь природы, но только на самих себя. Надо предотвратить это отвердение. Надо его задержать. Не только боковые стены сближаются, но не остается десяти футов воды ни спереди, ни сзади «Наутилуса». Замерзание идет со всех сторон.
— Сколько времени, — спросил я, — запас воздуха в резервуарах даст нам возможность оставаться на «Наутилусе»?
Капитан взглянул мне прямо в лицо.
— Послезавтра, — ответил он, — резервуары будут пусты.
У меня выступил холодный пот. А между тем должен ли я был удивиться такому ответу? 22 марта «Наутилус» погрузился в свободные воды полюса. Сегодня было 26 марта. Вот уже пятый день, как мы живем за счет запаса воздуха в резервуарах, а помимо того, этот запас надо было беречь и для работников. Теперь, когда я все это описываю, мое впечатление еще так живо, что невольный ужас охватывает все мое существо и моим легким как будто недостает воздуха.
Между тем капитан Немо, молчаливый и неподвижный, о чем-то размышлял. Очевидно, какая-то мысль пришла ему в голову, но он отталкивал ее. Он отрицал ее, беседуя с самим собою. Но вот у него сорвались следующие два слова.
— Горячая вода! — прошептал он.
— Кипящая вода? — воскликнул я.
— Да, милостивый государь! Мы заключены в весьма ограниченном пространстве. Разве струи горячей воды, непрерывно выбрасываемые насосами «Наутилуса», не повысят температуры этой среды и таким образом не задержат ее замерзания?